Дрожа, он обернулся и увидел, что окно приоткрыто на несколько дюймов.
Джеймс выругался и сел на постели. Вокруг него валялись куски веревки: видимо, каким-то образом ночью он освободился, но не помнил этого.
Он сполз с кровати, подошел к окну и протянул руку, чтобы опустить раму. Пора забить его гвоздями, рассеянно подумал он. И обмер.
На инее, покрывавшем подоконник, осталась странная отметина. Он несколько секунд пристально изучал ее. Кто мог нацарапать здесь этот знак?
Ужас сковал его тело, не давал ему двигаться, думать. В оцепенении он прокручивал в голове одну-единственную мысль. Во сне он шевелился. Он разрезал веревки. Он мог совершить что угодно. И этот символ на подоконнике…
Надо поговорить с Маргариткой. И только взявшись за ручку двери, Джеймс вспомнил, что ее нет дома. Она же осталась у матери. Его охватило непреодолимое желание немедленно ехать в Кенсингтон, умолять Корделию вернуться домой. Она жила здесь, здесь ее дом, она была его женой, принадлежала ему. Но нет, она не захочет его видеть, и он не имеет права обижаться на нее. Он был последним, кто разговаривал с ее отцом, и между ними произошла отвратительная ссора. Да и в чем он собирается ей признаться? В том, что Элиас погиб по его, Джеймса, вине? Что, возможно, именно его рука держала нож?
Кроме того, одному богу известно, что он натворил сегодня ночью.
Он почувствовал приступ тошноты. Надо пойти вниз, подумал он. Там остались книги, которые он привез из Института. Нужно взглянуть еще раз, чтобы убедиться в правильности догадки. Он накинул пиджак, сунул ноги в ботинки и сбежал по лестнице на первый этаж…
В дверь позвонили.
Джеймс не услышал шагов Эффи – наверное, она еще не вернулась. Молясь, чтобы это не оказались малознакомые люди с соболезнованиями, Джеймс открыл дверь. На крыльце стоял мальчишка-оборотень восьми-девяти лет; из-под поношенной фуражки торчали засаленные волосы, лицо было покрыто сажей.
– Недди, – удивился Джеймс, непроизвольно стиснув дверную ручку. – Что ты здесь делаешь? Кого-то еще убили?
– Нет, сэр, – пробормотал мальчишка, роясь в кармане. Наконец, он выудил мятую бумажку и сунул Джеймсу. – Пока ничего не слышно о том, чтобы убили кого-то из Сумеречных охотников.
Ничего не слышно. Убийца сегодня не нанес очередной удар. Джеймс испытал облегчение, смешанное с разочарованием: сегодня он знает не больше, чем вчера. Убийства происходили беспорядочно, не каждую ночь, а через день или через два. Джеймс не мог быть уверенным, что новых смертей не будет, и не знал, что делать сегодня ночью. Веревки почему-то не помогли.
Развернув бумажку, Джеймс узнал почерк Томаса. Он быстро просмотрел письмо. Мэтью повез Корделию на прогулку, чтобы помочь ей развеяться; Томас и Кристофер скоро придут на Керзон-стрит. «Я знаю, что смерть Элиаса явилась для тебя потрясением, – писал Томас. – Но ты держись. Райза сказала, у тебя был такой вид, будто тебя самого приговорили к смерти».
– Выходит, у вас порядок? – спросил Недди. – А если порядок, мне чаевые будут?
Джеймс принялся искать в кармане шиллинг, и, подняв голову, заметил, что мальчишка в изумлении разглядывает огромный сверкающий экипаж, подкативший к крыльцу. Джеймс недовольно нахмурился, узнав карету Фэйрчайлдов по эмблеме в виде крыльев фэйри. Неужели это Шарлотта?
Джеймс вложил монету в ладонь Недди и велел ему уходить. В этот момент дверца кареты открылась, появилась миниатюрная ручка в серой перчатке, затем пышные юбки цвета слоновой кости и светлая норковая шубка. Наконец, Джеймс увидел сложную прическу, сооруженную из необыкновенных белых волос, сверкавших на солнце, словно серебро.
Это была Грейс.
Корделия нашла в сумочке длинный шерстяной шарф и обмотала голову вместе со шляпой, чтобы головной убор не унесло ветром. Несмотря на довольно интенсивное движение на улицах Лондона, маленький автомобиль несся со сказочной быстротой; ему удавалось проскользнуть там, где не могли проехать громоздкие кареты. Они протиснулись между омнибусами, задели тележку молочника и едва не вылетели на тротуар. Ошеломленная Корделия придерживала шляпу руками. Рабочие, шагавшие слишком близко к проезжей части, осыпали их бранью.
– Прошу прощения! – крикнул Мэтью, ухмыляясь, затем ловко развернул машину и рванул к очередному перекрестку.
Корделия сурово посмотрела на него.
– Ты действительно знаешь, куда ехать?
– Конечно, знаю! У меня есть карта.
Он вытащил из кармана тоненькую книжечку в красном тканевом переплете и протянул ей. На обложке было вытиснено название: «Дорога в Бат».
– Когда доберемся до места, нам определенно понадобится баня![49]
– воскликнула Корделия, заворачиваясь в покрывало. Автомобиль расплескал во все стороны холодную грязную воду из лужи, и ее платью тоже досталось.Они проехали Хаммерсмит, следуя вдоль Темзы; время от времени Корделия различала за домами и фабричными зданиями блеск воды. Мимо промелькнул указатель поворота на Чизвик; Корделия вдруг вспомнила Грейс, и ей почему-то стало неприятно.