С того момента Джеймс любил ее. Точнее, считал, что любит. Но он не замечал разницы.
28
Разгадка
«В коварные сети любви я попалась наивно,
Те сети распутать нам, смертным, увы, не дано.
Безумная лошадь несет меня к пропасти черной,
Напрасны надежды сдержать ее, гибель близка.
Любовь – беспокойное море; жестокие бури
И смерть неизбежная ждут на волнах моряка».
Джеймс не сразу пришел в себя. Он стоял, окаменев от ужаса и потрясения, а Грейс тем временем крепко вцепилась в его плечи своими тонкими руками, прижалась к нему всем телом. Последние несколько лет он мечтал о том, как будет держать ее в объятиях, он еще помнил эту жажду, это страшное душевное волнение, помнил, как стремился к ней, сам не зная почему.
Теперь он знал почему. Его мечта сбылась, но он ощущал лишь омерзение и гадливость.
– Джеймс. – Грейс немного отстранилась, не отпуская его. – Я примчалась сюда сразу после того, как получила твое письмо.
«Какое еще письмо?» Но он не произнес этого вслух. Нужно было удержать ее в доме. Он знал: если позволит ей уйти, то, возможно, никогда не получит ответов на свои вопросы.
– Я должна сказать тебе одну вещь, дорогой, – лепетала она, распахнув глаза и изображая невинность. – Я собираюсь порвать с Чарльзом. Я не могу больше выносить этого, Джеймс. Я не выйду за него замуж. Для меня всегда существовал лишь один мужчина – ты.
– Слава богу, – вырвалось у него.
Джеймс увидел, что она улыбнулась; итак, вот его шанс. Он протянул руку ей за спину, захлопнул дверь и закрыл ее на засов. Когда он снова обернулся к своей гостье и поймал ее руку, тонкую и холодную, как птичья лапка, она с готовностью позволила ему это. Неужели ей даже не приходит в голову спросить, где Корделия? Спросить, не помешала ли она хозяевам дома своим неожиданным визитом? Неужели она настолько поглощена собой, что другие люди не существуют для нее? Неужели ей безразлично все и вся, кроме ее собственных прихотей?
– Слава богу, – повторил он. – Слава богу и Ангелу, что этот фарс, наконец, закончился.
Ее улыбка погасла. Джеймс удивился собственным чувствам – то есть отсутствию всяких чувств. Он не испытывал необходимости видеть Грейс, слышать ее голос, прежде причинявшей ему физическую боль. Не было ни потрясения, ни изумления, которые обрушивались на него всякий раз при виде этой девушки.
Место их заняли противоположные эмоции. Раздражение, презрение, возмущение, бешеная ярость.
Губы Грейс шевелились – она хотела что-то сказать, спросить. Джеймс услышал в глубине дома чьи-то шаги – скорее всего, стук и хлопанье двери разбудили Эффи. Сейчас посторонние были ему совсем ни к чему. Джеймс стиснул запястье Грейс и потащил ее за собой в гостиную. Втолкнув ее в комнату, он резко отдернул руку, так что девушка потеряла равновесие, пошатнулась, и на лице ее отразилось негодование. Он захлопнул за собой дверь, запер ее на замок и прислонился к ней спиной.
Грейс пристально смотрела на него. Грудь ее часто поднималась и опускалась. Джеймс понимал, что она все-таки красива. Правильные, нежные черты лица, огромные глаза, прекрасные блестящие волосы, стройная фигура – все осталось прежним. Но сейчас при виде ее он испытывал брезгливость, как будто пучеглазое чудовище, покрытое зловонными язвами, тянуло к нему свои скользкие щупальца.
– Джеймс, – жеманным голоском заговорила она. – Что случилось?
Он сунул руку в карман, и пальцы его сомкнулись на обломках серебряного браслета. Он резко выдернул руку и швырнул их на пол.
Два потускневших перекрученных куска металла слабо звякнули, упав на паркет.
– «Верностью связан», – издевательским тоном произнес он. – Уже нет.
Грейс застыла. Он видел по ее лицу, как она лихорадочно соображает – ведь она пришла к нему, думая, что он, Джеймс, еще носит браслет. Что она снова сможет подчинить его себе. Видимо, она, наконец, поняла, что случилось, и теперь прикидывала, как действовать дальше.
– Как он сломался?
– Это произошло, когда я целовал Корделию, – ответил он и заметил, что она поморщилась, как будто слова эти были ей неприятны. Отлично, подумал он. Теперь она могла лгать и лукавить, сколько угодно; он не намеревался сочувствовать ей, прощать ее.
Грейс прищурилась.
– Не так давно ты целовал меня в этой самой комнате.
– Молчи, – бесстрастно произнес Джеймс. – Я вовсе не так глуп, как тебе представляется, хотя последние три года у меня были завязаны глаза. Я мог бы просто вызвать Безмолвных Братьев – пусть они решают, как с тобой поступить. Но я хотел дать тебе возможность объясниться.
– Тебе любопытно.