Он вообразил, как врывается в купе, разрушает эту идиллию своими бессвязными словами и требованиями. Но что он мог сказать? Он не мог просить Корделию – да и Мэтью тоже – отказаться от своих планов, вернуться, в то время как сам намерен был сегодня же ночью уехать из Лондона, не объясняя, куда и зачем.
Это невозможно, решил он. Более того, это будет жестоко по отношению к жене и другу.
Раздался свисток паровоза. Джеймс до этой минуты не представлял себе, как это трудно – не делать ничего, стоять и молчать. Он застыл на месте, слушая пыхтение локомотива. В последнюю минуту в голове у него все-таки промелькнула отчаянная мысль: «Я могу побежать за поездом, догнать вагон, окликнуть ее, она заметит меня в окно». А потом платформу окутало едким дымом, застучали колеса, и поезд выехал со станции.
Мир вокруг Джеймса превратился в серо-бурую акварель, размытую дождем. Он медленно пошел к отцу. Он слышал собственный голос – он говорил, что Мэтью и Корделия согласились ехать в Париж без него, что он присоединится к ним, когда разберется с семейными делами. Невероятная чепуха, равнодушно думал он, и в другое время отец сразу разгадал бы обман. Но Уилл был слишком взволнован и огорчен, чтобы задумываться о поведении сына; он повел Джеймса к выходу из вокзала, навстречу потоку людей, уверяя его в том, что он поступил правильно. В конце концов, в Париже у них полно друзей, и Мэтью позаботится о Маргаритке лучше, чем кто-либо другой; конечно, там она сможет отвлечься от мыслей о смерти отца.
Джеймс машинально кивал. Выйдя на улицу, Уилл огляделся и нетерпеливо постучал тростью по мостовой. Потом лицо его просветлело, и он подхватил Джеймса под руку. Оказалось, что неподалеку их поджидает незнакомая карета – черная, сверкающая, запряженная двумя одинаковыми серыми лошадьми. У кареты стоял Магнус Бейн, облаченный в белоснежное шерстяное пальто с норковым воротником.
– Мне удалось перехватить его как раз перед отправлением поезда, – сообщил Уилл, отпуская руку сына. Джеймс почувствовал себя заблудившимся в Кенсингтонских садах кокер-спаниелем, которого поймали и возвратили хозяину.
– Что здесь делает Магнус? – спросил Джеймс.
Магнус поправил белую фетровую шляпу и оглядел Джеймса.
– Ваш отец вызвал меня сразу после того, как прочитал записку вашей сестры, – объяснил он. – Если кто-то из ваших друзей сбежал с чародеем, самый лучший способ найти друга – это нанять другого чародея.
– Кстати, вам удалось его выследить? – спросил Уилл.
Магнус покачал головой.
– Это невозможно. Малкольм хорошо защищен. На его месте я бы сделал то же самое.
– У вас есть хоть какие-нибудь мысли насчет того, куда она могла поехать? – воскликнул Джеймс. – Примерное направление? Что-нибудь?
– Она упомянула Корнуолл, – сказал Уилл. – Мы поедем в тамошний Институт. Раздобудем список местных чародеев, существ Нижнего Мира. Магнус сможет задать им правильные вопросы. Они доверятся ему.
– Кроме того, вы должны предоставить мне возможность поговорить с Малкольмом, когда мы его найдем, – вставил Магнус.
Уилл нахмурился.
– Черта с два! – рявкнул он. – Он похитил мою дочь. Ей всего шестнадцать лет.
– Я настоятельно рекомендую вам не думать об этом происшествии в таком ключе, – возразил Магнус. – Малкольм не похищал Люси. Если верить ее письму, она отправилась с ним по доброй воле, чтобы помочь Джессу. Они оба считают, что именно этим и занимаются. – Он вздохнул. – Малкольм в некотором смысле помешан на Блэкторнах.
Уилл прищурился.
– Здесь что-то кроется, и я вытрясу из вас обоих правду, прежде чем мы доберемся до Корнуолла. – Он помолчал. – Я проверю лошадей, а потом мы уезжаем. К утру мы доберемся до Бейзингстока и там сможем передохнуть.
Тяжело ступая, он отошел прочь, и Джеймс услышал, как он вполголоса разговаривает с лошадьми. Скорее всего, это были лошади Магнуса, но Уилл любил всех лошадей. Всех животных, за исключением уток. И кошек. «Сосредоточься», – сказал себе Джеймс. У него голова шла кругом; после дня, полного потрясений и разоблачений, он чувствовал себя оглушенным, как будто его контузило на поле боя.
Он знал, что привыкнет к новому положению вещей. И тогда ему станет больно. Только шок сейчас мешал ему чувствовать боль от потери Корделии и Мэтью, и Джеймс понимал, что, когда этот шок пройдет, страдания будут ужасными, не сравнимыми с тоской по Грейс. Однажды он сможет снова встретиться с Корделией, поговорить с ней, объяснить ей все. Может статься, она не поверит ему, сочтет его оправдания нелепыми. А может быть, тогда ей уже будет все равно.
Магнус приподнял бровь.
– Итак, Корделия внезапно решила уехать в Париж в компании Мэтью вечером того самого дня, когда вы спасли от смерти Чарльза Фэйрчайлда, а Левиафан, Принц Ада, напал на Институт?
– Именно, – коротко сказал Джеймс. – Это был очень длинный день.
– Вы простите меня, если я вам скажу, что вы не выглядите как человек, чья жена только что отбыла в увеселительную поездку в Париж, – заметил Магнус. – Вы выглядите как человек, которому жена и лучший друг только что разбили сердце.