Люси отложила книгу и, поднявшись, потуже завязала пояс фланелевого халата. Она уже распустила косы, как обычно делала перед сном, и волосы спадали почти до талии. Внезапно она ощутила острую тоску по тем временам, когда была маленькой девочкой. В детстве Люси много часов провела в этой самой комнате, сидя на диване рядом с матерью. Тесса заплетала ей косы, а Уилл читал им вслух. Она знала, что будет скучать по родителям, которые уезжали в Париж вместе с Чарльзом; Джеймс едва успел переехать в другой дом, и вот теперь мать с отцом тоже покидали ее. Люси чувствовала себя очень одинокой. Не помогло и то, что Уилл с Тессой обещали вернуться к традиционному рождественскому балу, который проводили каждый год в Институте. По крайней мере, тетя Сесили и дядя Габриэль составят ей компанию, думала Люси. На время отсутствия старших Эрондейлов им предстоит исполнять обязанности руководителей Института. Кристофер и Александр тоже переехали в Институт, но Люси знала, что Кристофер большую часть времени будет проводить в своем подвале на Гровнор-сквер, взрывая все, что попадется под руку.
Джессамина фыркнула, но ничего не ответила на замечание насчет Ната. Иногда она романтизировала свое прошлое, но на самом деле правда была ей прекрасно известна. Направляясь по коридору в свою комнату, Люси думала о том, что Джессамина вовсе не заслуживала смерти за свои ошибки; не заслужила она и того, чтобы превратиться в призрак, существо, не нашедшее покоя после смерти, обреченное на вечное заключение в стенах Института.
Воспоминания об этой истории всегда навевали на нее грусть. Открывая дверь спальни, Люси решила найти Бриджет и подольститься к ней, чтобы получить чашку горячего молока. Иначе заснуть не удастся, думала она. Но когда она вошла в комнату, мысли о горячем молоке мигом вылетели у нее из головы.
Ночь была ясной, и лунный свет, проникавший через окно, освещал разложенное на постели сиреневое платье, которое Люси выбрала для сегодняшнего бала. У окна стояли туфли из мягкой кожи на низких каблуках; на туалетном столике, словно россыпь крошечных льдинок, поблескивали бриллианты. В кресле рядом с письменным столом, заваленным бумагами, сидел Джесс и внимательно изучал последние страницы рукописи «Прекрасной Корделии».
Люси охватила паника. Она давно собиралась дать Джессу почитать свой роман, но при этом намерена была сама выбирать, какие главы ему показывать, а какие – нет.
– Джесс! – воскликнула она, зайдя в комнату и плотно прикрыв за собой дверь. – Тебе нельзя…
– Читать это? – отозвался он.
Голос призрака прозвучал как-то странно, и выражение его лица тоже было странным. Она никогда не видела Джесса таким – словно тень упала на него и превратила прекрасные черты в дьявольскую маску.
– Я уже понял, почему.
– Джесс…
Он не слушал ее. К ее ужасу, он начал читать вслух холодным, невыразительным голосом:
«Храбрая Люсинда в волнении прижала руки к груди. Неужели глаза обманули ее? Но нет! Это действительно был ее возлюбленный, сэр Джетро, вернувшийся домой с войны. Он показался ей изможденным и бледным; его сверкающие латы были запятнаны кровью – без сомнения, кровью бесчисленных трусливых врагов, которых ему довелось убить на поле брани. Но эти знаки войны лишь делали его еще прекраснее. Черные волосы блестели на солнце, и когда невеста подбежала, чтобы обнять его, зеленые глаза сверкнули, как изумруды.
Он прикоснулся к ее лицу холодными как лед пальцами.
Люси, задыхаясь от негодования, выхватила у Джесса злосчастную страницу.
– Прекрати, – велела она. – Я тебе запрещаю!
Он поднялся из-за стола.
– Теперь я понимаю, почему ты не давала мне читать свой роман. Не думал, что у тебя хватит… низости посмеяться надо мной.
Люси уставилась на Джесса, ничего не понимая. Рот его перекосился от злобы, лицо изменилось до такой степени, что она не узнавала его. Никогда прежде она не видела Джесса в ярости.
– Нет! Как тебе такое могло прийти в голову?
– Думаешь, я не вижу, что для тебя я нечто вроде забавы, а моя история – всего лишь анекдот, который можно использовать в очередной книжке!
Он презрительно скривился, и в голосе его прозвучало нечто, весьма напоминавшее ненависть. Тем не менее, несмотря на унижение, Люси почувствовала, что где-то в глубине души разгорается искорка гнева.