– Привыкай. – Холод от стены под нами просачивался сквозь кожу, и я заметила, что с запада надвигаются тяжелые серые тучи. – На перевале уже выпал снег. Видимо, сегодня ночью будет не меньше семи дюймов.
– Может, и больше, если будешь хорошей девочкой. – Ксейден улыбнулся уголком рта и вилкой отломил от торта кусочек.
– Шутишь про члены? – Я уперлась руками в край стены.
– А ты говоришь о погоде.
Он медленно прожевал бисквит, потом отломил еще кусочек и протянул вилку мне.
– Я вежливо предлагаю не говорить о том, что произошло. Или тебе больше хочется, чтобы я рассказала о совместных переводах с Даином?
Я съела предложенный торт и вернула вилку. Проклятье, неудивительно, что он его так любит. Лучше, чем какой угодно десерт из тех, что готовили в Басгиате.
– Я бы больше хотел, чтобы ты плюнула на вежливость и спросила.
Его взгляд встретился с моим. Я сглотнула, догадываясь, что он говорит не только о сегодняшней потере.
– Ты там был?
– Да. – Вилка звякнула о тарелку, когда он поставил ее на колени.
– Тэйрн не рассказывал.
– По-моему, Сгаэль его как-то заблокировала. – Ксейден склонил голову набок. – Уверен, мы сейчас оба заблокированы, а значит…
– Они ссорятся.
За моими щитами и правда словно высилась глухая стена.
– Мы с Гарриком прилетели из Дрейтуса, как только нас вызвала Эмери, но когда мы прибыли… – Он покачал головой. – Представь Рессон, но в десять раз крупнее. И в десять раз больше гражданского населения.
– Ох. – Торт опустился в желудок, как пепел, и мы оба затихли. Момент затянулся, когда я наконец набралась духу, чтобы посмотреть в горящие глаза Ксейдена и спросить: – О чем ты думал, сидя здесь?
– Мы уступаем. – Он отвернулся и скрипнул зубами. – Уступаем в силе, слишком разбросаны, не больше чем гребаная помеха на их пути. Мы не успеваем связываться. Когда мы высылаем стаи из трех человек, это никакая не преграда. – Он перевел взгляд на восток. – Они могут взять весь Поромиэль – и нас – когда захотят, и я понятия не имею, почему они медлят. Мы не представляем, сколько их собралось в Золии или откуда лезут все эти виверны. У нас нет никакого плана, кроме как держать оборону, а она не держится.
– Мы были не готовы. – Я посмотрела на быстро растущий городок внизу, отмечая десятки новых строящихся крыш и несметное число труб, пускающих дым.
– Мы никогда не будем готовы, – возразил Ксейден, взяв вилку и резко воткнув ее в торт. – Так что не прибавляй это к списку того, в чем ты себя винишь. Даже если бы наша кузня работала давно и хватало всадников, чтобы заряжать сплав и закалять руны для кинжалов… – Его плечи со вздохом опустились. – Перед другими я никогда не выскажусь так открыто, но мы опоздали лет на пятьдесят.
Следующий вдох мне удалось сделать с трудом. Слишком стало тяжело, даже ребра свело.
– И что нам делать?
Кроме очевидного – нам с Даином нужно было переводить как можно быстрее на случай, если все-таки есть надежда установить чары. Мы уже знали, что один символ я перевела неправильно. Дождь – не «дождь», а «пламя». Хотя это, конечно, ничем не помогло.
– Что делать, решать не мне. Это твой брат – тактик, это Сури и Ульцес командуют армией. – Он сунул торт в рот.
– Но город твой. – Да и вся провинция.
– И это весьма иронично. – Ксейден снова поделился со мной тортом, но тот уже потерял для меня сладость и отправился в живот, словно горсть песка. – Твоя сестра
У меня поднялись брови. Его смех резанул сарказмом.
– Приказала
Он отложил вилку.
Мое сердце неровно забилось. На Ксейдене не было ни царапины – и все же я чуть не потеряла его, даже не зная, что он мог больше не вернуться домой. Мысль была так непостижима, что я потеряла дар речи.
– Она подхватила меня когтями, но твоя сестра увидела, что случилось, и тогда решила, что все кончено. Не из-за смерти Ниры, или трех летунов из нижней стаи, или из-за того, что осталось только пять драконов. – Он покачал головой. – Она протрубила отступление, потому что с ними был я, а она не хотела рисковать тобой.
– Это она так тебе сказала?
Запорхали первые снежинки.
– Что тут говорить. И так все, блин, ясно.
– Но ты точно не знаешь…
– Знаю, – возразил он и тут же закрыл глаза. – Знаю. И чувствуя гнев и ужас при виде того, как бегут мирные люди, при виде того, как они умирают, я понял, что она относится ко мне так же, как относились к тебе все меченые со времен Молотьбы. Будто ты ранимая часть меня.
– Тебя вряд ли кто-то примет за ранимого и хрупкого. – Я взяла его за руку и сплела наши пальцы. – Но да.
Он взглянул на меня и сжал руку:
– Прости.
– Спасибо, но, хоть это и раздражает, я все понимаю. Мы все-таки скованы. – Я пожала плечами. Он поцеловал меня – молча, твердо и быстро. – На всю оставшуюся жизнь.