Железное пламя

– Ты ни хрена обо мне не знаешь. – Я с трудом попытался подняться и снова упал на колени, пока Сгаэль ревела над головой в бессильной ярости.

– Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. – Вэйнитель опустил посох и оперся на него.

– Это потому, что ты Мудрец? – сплюнул я, упираясь ногами в склон холма, смотрящего в сторону Тиррендора, и потянувшись за своей силой.

– Мудрец? – Он рассмеялся. – Я мавен. Генерал.

По моим глазам побежало пламя, и тени заструились из-под меня, хватая туловище этой самовлюбленной сволочи. От захлестнувшего удовлетворения я почувствовал себя лучше, чем от чуррама.

– Генералы умирают так же, как и солдаты.

Я боролся с собственными руками, чтобы их сдвинуть, но они не слушались, – мышцы успели отказать за то время, что я провисел в небе из-за его магии.

– Неужели? – снова расхохотался вэйнитель, объятый тьмой. – Ну же, маг теней. Сдавайся. Только так ты еще можешь спасти ее.

– Пошел ты.

Я окунулся в нашу связь – и почувствовал, как Вайолет соскальзывает, горит, намерена… Мои тени дрогнули, но мавен не пошевелился.

Она пожертвует собой, чтобы спасти меня. Она намерена умереть.

Сердце подпрыгнуло к горлу, и я снова почувствовал его – так же, как когда сидел у ее постели после Рессона, – страх.

– Ты же знаешь, что случится, когда ты проиграешь? – дразнил генерал, сбрасывая слабые полосы тени, завившиеся у его горла. – Я переступлю через твой труп и найду ее. Затем сожму ее нежную тонкую шейку…

Ярость вспыхнула в венах, взрыв адреналина такой силы, что я укрепил тени и стянул потуже, но как бы я ни силился, он не двигался.

– …и выпью.

Я вогнал одну руку в землю и сжал второй кулак: рука дрожала от усилий, требующихся, чтобы удержать его, пока я ныряю в пучины сил Сгаэль и позволяю огню пожрать меня.

«Держи его!» – приказала она.

Но я не мог.

Он был слишком силен, а у меня не осталось ничего. Но чтоб я сдох, если Вайолет пострадает от последствий. Он не наложит на нее свои руки. Ни сегодня. Никогда. Слякоть под ладонью таяла, и я почувствовал… Подо мной что-то было.

Ровный поток узнаваемой… энергии.

«Нельзя! – завизжала Сгаэль. – Я же тебя выбрала!»

Но меня выбрала и Вайолет.

Я потянулся.

Сердце заикнулось, я задохнулся и подскочил в постели. Ощупал шею, но она была сухая. Ни потока пота. Ни ноющих мышц. Никакой усталости. Только Вайолет – спящая рядом, с дыханием глубоким и ровным из-за измождения, оставившего в напоминание о себе синяки под глазами, а ее рука лежала так, словно тянулась ко мне даже во сне.

Я смотрел на нее долго, пока не унялось заходящееся сердце; взгляд скользил по всему ее телу – от серебристых линий ее полученных в боях шрамов до серебристых волос на подушке. Она была так прекрасна, что я не мог выдохнуть. И я ее чуть не потерял.

Я провел кончиками пальцев по гладкой, мягкой коже ее щеки, там, где совсем недавно были дорожки слез. Сегодня она потеряла мать, и хоть я не стал бы скорбеть по Лилит Сорренгейл, я не мог вынести мучений Вайолет.

И все же скоро стал бы новой причиной для них.

– Я люблю тебя, – прошептал я просто потому, что мог, а потом как можно тише поднялся с постели и быстро оделся в лунном свете.

Бесшумно вышел из спальни, добрался по коридору до лестницы, окружив себя теплом теней, спустился этаж за этажом в туннели Басгиата.

Я не пытался обращаться к Сгаэль. С самого завершения битвы она хранила жуткое молчание.

Двери на мост открылись по моему приказу, как и двери с противоположной стороны. Закутанный в тени, я миновал переполненный лазарет, где до этого часами дожидался, когда закончится операция Сойера. Я обошел двух пьяных кадетов из пехоты и продолжал идти по туннелю, повернув только раз – у охраняемой лестницы, ведущей к моей цели. Стражник звучно зевнул, и я проскочил незамеченным благодаря усилению своей печати… или как это назвать.

В последний раз, когда я шел по этим лестницам, я убил всех на своем пути к Вайолет. Ирония была в том, что теперь я остановился перед той же камерой, вглядываясь сквозь зарешеченное оконце в Джека, блядь, Барлоу.

– Неплохо выглядишь, – сказал он, с улыбкой садясь на отремонтированной койке. – Принес мне сыворотку? Вроде бы следующая доза только завтра утром.

– Назови лекарство. – Я сложил руки на груди.

– От сыворотки? – фыркнул он. – Антидот.

– Ты отлично, сука, знаешь, о чем я. – Из углов его камеры заспешили тени. – Скажи немедленно, и я не пошлю за риберстадским шкафом, в котором ты будешь висеть, пока не мумифицируешься на хрен.

Джек медленно поднялся, с хрустом разминая шею, перешел в середину камеры, где стоял прикрученный к полу стул, на котором пытали Вайолет.

– Лекарства – от болезней. А у нас сила, дорогой Риорсон, и она неизлечима. Она вожделенна.

– Бред. Должен быть какой-то способ, – вскипел я.

Его улыбка расползлась еще шире.

– О нет. Лекарства нет. Нельзя вернуть то, что ты забрал… ты только будешь жаждать больше.

– Лучше сдохнуть, чем стать одним из вас.

Мои слова пропитывал страх, потому что я ее чувствовал – эту энергию под академией и желание утолить потребность в ней.