Железные игрушки — магнитный потолок

С треском и воем таджики, казалось, распиливали небо на куски. Наверху шла битва гигантов. Отсеченные огромные ветви — мертвые руки великанов, — обреченно цепляясь за родную им синеву, за еще живую плоть, рушились вниз. Женщина в белом спорткостюме и накинутой спецкуртке координировала действия, каркая на «небесных» таджиков — и на «земляных» таджиков. Нескольких работяг-мачетерос срубали сучья огромными тесаками, равнодушно кидали в прицеп подъехавшего колесного трактора. Мощный автокран с приплюснутой башкой кабины окутывался бензиновым чадом, ревел стальной утробой, растопыривал лапы опорных стоек, сминал густую поросль кустов, грозя протаранить ограду или свернуть один из двух незаконно притиснувшихся гаражей. Подъехать так, чтобы дать возможность пильщикам максимально обкорнать тополя и березы, было очень трудно. Крановщик то относил корзину далеко в сторону, то врезал ее со всего маху в самую гущу. Дело кое-как продвигалось. Остро пахло свежей древесной кровью, плакали золотистые березовые срезы.

Они сидели на скамейке, наблюдали за вторжением этих изумрудных (в униформе под цвет мусульманского знамени) жуков-древоедов, способных извести под корень всю Москву… Примером служило то, как они ловко бреют налысо специальными триммерами все лужки «а la московский градоначальник»; он-то и выдал каждому приезжему по бреющему триммеру; а ведь это нарушает хрупкую экосферу, это смерти подобно для русских жучков и паучков, вместе с тем и птиц, которые ими кормятся. А если провести аналогию с баллистическими ракетами «Тополь», стоящими на вооружении России? Перспектива выглядела и вовсе тревожной.

Подошла смуглолицая дочь южного солнца, спросила, нельзя ли открыть ворота, чтобы автокран въехал во двор. Так будет удобнее подобраться к еще буйным, непокорным и несдающимся деревам. Но это невозможно… Ворота просто по размеру не подходят для такого монстра! Да они весь двор перетряхнут, изгваздают в грязи ковер из шуршащего золота и багрянца листвы. Стоит запустить сюда хоть одного сына арыка и саксаулихи, как тут же понаедут многочисленные отпрыски, жены, тетушки и дядюшки с баулами и коврами, сундуками, крутобоким медным котлом, полосатой, как бухарский халат, кошкой. Поставят разноцветье шатров, протянут через двор веревки с колыхающимся на ветру шароварами, нарожают детей. Упаси Бог! Справляйтесь, ребята, как-нибудь сами.

От странного рассказа у Глубилина щемило сердце. Возможны ли такие совпадения? Спросил, когда это было… Да, семь с половиной лет назад. Невзрачный человечек из какого-то театра в бывшем Клубе железнодорожников устроил звук и свет, подключил электрику, склеил бутафорию, смонтировал декорации в чужой судьбе. Его злая воля не дала шансов на спасение дяде Фокию (дошедшего до крайней стадии алкоголизма, но это еще не смертный приговор). Безжалостная режессура приковала Глубилина на долгие три года к скамье на галерах, обрекла на скитания.

Какой-то… картофельный отросток. Лодочник подземной реки!

Глубилин испытывал душевный раздрай… но как тут сосредоточишься? Таджики вошли в раж, подобно летающим воинам Аллаха буквально прыгали по веткам, снося их направо и налево зашедшейся в каком-то истерическом припадке, плюющей ядовитыми струями синего выхлопа бензопилой.

Вышел богатырь Алеша с блестящим от пота, мускулистым торсом. «А… вы сидите, значит… — констатировал как-то растерянно. — А там это… Собака как будто воет. Купчиха-то, знаете. Как бы не пришла. Ну, ладно». С силой вдохнул воздух, обреченно и совсем не радостно (что на него не похоже) махнул рукой. Нырнул в поглотивший его черный проем двери.

Женщина-координатор вновь подошла. Открой ей ворота — и хоть трава не расти! Она загонит сюда трактор, чтобы интернациональной бригаде было удобно закидать в прицеп груду набитых деревянных мертвецов, отвезти на кремацию. Но эти ворота никогда не открывались, русским языком говорят! Дама с южным темпераментом не отставала. Сейчас она позвонит в АД! (возвела очи к проплывающим облакам) МИНИСТРАЦИЮ! Ей срывают мероприятия по благоустройству! Геннадий раздраженно встал. Вот напасть на мою голову! Пошел вслед за ней и под деревьями, где в вышине трудились неостановимые пильщики, они стали что-то доказывать друг другу, размахивая руками. Ничего не было слышно. Пила в небе чудовищно визжала. Эти братья-акробаты демонстрировали чудеса эквилибристики. Тот, что с пилой, насколько мог, перегибался через ограждение, дотягивался до самых дальних ветвей; его напарник держал его за монтажный пояс.

Вдруг опять вышел адепт здорового образа жизни и гиревого спорта. Увидев, что Геннадий занят, богатырь Алеша обратился к Глубилину. «Нет ли где в театре корвалола какого-нибудь или валидола?» Это было как-то странно. Корвалол-валидол? «Да дежурной там, бабушке на вахте… Сердце у нее прихватило». Сердечными каплями Глубилин помочь не мог. Хотя было впору и самому их принять. Вздохнув, Алеша ушел.