Железные люди

– Ти-и-хо-о-о! – взревел в толпе Колян, и действительно все замолчали, так что слышно было лишь, как поют неугомонные птицы и шепотом переговариваются такие же неугомонные дети.

Рудин начал играть «Тень», и музыканты сначала думали подхватить, поддержать его, но исполнение оказалось настолько проникновенно ясным, настолько пробирающим до костей, до самых кончиков пальцев, что они не осмелились вступить. Игорь начал играть в полной тишине и в полной тишине закончил. И только когда затихла последняя нота, новый взрыв «Браво!» оглушил его еще громче, чем в первый раз.

Игорь ушел со сцены, а музыканты еще отыграли на бис несколько своих песен. И оказалось, что зря они боялись, их собственные композиции приняли весьма благосклонно. После этого общее веселье еще продолжалось на площадке у клуба, но группа уже отдалилась и отделилась ото всех. После выступления им, уставшим и гордым собой, хотелось быть только вместе. Собрав инструменты и отключив аппаратуру, музыканты вместе с Рудиным отправилась отмечать у Мити дома успешно завершенный День деревни. Их провожали, как героев вечера, – аплодисментами. Игорь очень устал и хотел поскорее уйти подальше от веселящихся и уже изрядно пьяных, а потому шумных сельчан. Музыкантов ждало маленькое уютное застолье только в своей компании.

* * *

На следующий день Рудин проснулся очень поздно. После нагрузок вчерашнего концерта у него чуть хуже, чем обычно, слышало левое ухо и звенело в виске, но он чувствовал, что к вечеру это неприятное ощущение обязательно пройдет. И тут его окликнули с улицы в открытое настежь окно:

– Игорь! Выйди!

Рудин думал, что это кто-то из ребят-музыкантов, они вечно кричали ему со двора, стесняясь войти в дом, но звал пастух Коля. Он протянул вышедшему Рудину пакет:

– Мать пирогов тебе прислала. День святого Тихона сегодня – дак, вишь, на всю деревню напекла.

– Спасибо. – Игорь больше не отказывался от гостинцев. – День святого Тихона – это большой праздник?

– Дак праздник. Но не наш – не престольный. На Тихона птицы стихают. С сегодняшнего дня боле уж не поют.

Игорь прислушался и понял, что действительно птиц не слышно. Только где-то чирикнул в полной тишине не соблюдающий законы природы наглый воробей. Рудин и Коля закурили и присели на скамеечку.

– Жахнули вы вчера, ребята! А Ленка-то моя! Вот, блин, настропалилась – музыкантша! А ты как играешь, Игорян, дак и слов нет! – похвалил Коля.

– Мне казалось, моя музыка непонятна будет.

– А чего там непонятного? На то и музыка, чтоб слов не надо было. Мы много, Игорь, понимаем хорошего, да редко оно нам в деревне достается просто.

Рудин курил, щурился на солнце, пытался услышать хотя бы одну птицу, но не было слышно их голосов! И вдруг он вспомнил.

– Коля, а где, ты говорил, эти ленинградцы-учителя похоронены?

– Так вон там, на пригорке, – указал пастух, нисколько не удивившись вопросу Рудина. – Поклониться, что ль, хочешь? Так пойдем, и я с тобой схожу. У меня и чекушка с собой есть – взял на опохмел. И помянем там!

Они попросили у Насти цветов и неторопливо побрели на кладбище.

Шмелиный сон

Мите было тесно в городской квартире. Казалось, стены давят, потолок – как крышка на коробке, вода из-под крана – мёртвая: не для питья, а так, чтоб полы да посуду мыть.

Он так и не смог привыкнуть к «хрущёвке» после деревенской вольницы, после детства, проведенного в лесу, на реке да на озере.

Два года назад он приехал в город, чтобы учиться на биофаке. Митя сдал ЕГЭ с высокими баллами и поступил на бюджетное место без проблем. Правда, общежития не полагалось, и Митя с тремя однокурсниками в складчину сняли двухкомнатную квартиру.

Переезд в город оказался не просто сменой места жительства, а полным переворотом всего и вся. Даже имя теперь у Мити было другое. Дома, в деревне, родители и братья называли его Димкой, а ровесники – Димоном или Димычем. В городе он стал Митей. Так его окрестили товарищи в литературной студии при вузе. Туда Митя тоже попал из-за тоски по деревне. Он страстно обожал охоту, жил ею, бредил ею и в городе, отлученный от любимого занятия, вдруг начал писать коротенькие рассказы и очерки о природе.

Дома Димон слыл настоящим хулиганом. В компании таких же весёлых раздолбаев-ровесников он ладил «поджиги», прыгал с тарзанкой во время июльских купаний, безобразничал на Святках, разваливая поленницы и засыпая снегом двери в избы. Он не давал спуску обидчикам на деревенских дискотеках. С отцом и старшими братьями ходил то на рыбалку, то на охоту, причем стрелять научился так рано, что не запомнил этого момента. Зато, как заноза, врезалась в его память первая большая добыча: Димка добыл медведя на овсах. И было тогда удачливому охотнику всего лишь шестнадцать лет. И ничего Димон в деревне не боялся, кроме скуки – самого ненавистного врага в юности.