На посту в подвале сидел другой старшина – Коппердик. На этот раз лишние проверки не потребовались. Первым делом Джеймс заглянул к Стандеру.
– Вы попрежнему уверены, что никогда прежде не слышали имя Стефани Гислидоттир? – поинтересовался Джеймс.
– Абсолютно уверен, – кивнул заключенный.
– Тогда вам должно быть наплевать, – пожал плечами Хеллборн, – она умерла четверть часа назад.
– Мне и в самом деле наплевать, – согласился Стандер. – А как она умерла? Хеллборн, ублюдок, это ты ее убил?!
Джеймс захлопнул дверь камеры и решил не обращать внимания на дополнительные крики и вопли с той стороны. В другой раз договорим.
Лейтенант Иоганн Хамер, узник соседней камеры, выглядел даже лучше, чем Стандер. "Он наконецто смог почеловечески выспаться", – понял Джеймс.
– Собирайся, – сказал он, стоя на пороге.
– Куда? – нервно поинтересовался Хамер. – На расстрел?
"Раньше у парня не хватало смелости так шутить", – удивился Хеллборн.
– Переодевайся, дурак, – пакет с гражданской одеждой приземлился на стул посреди камеры. – Мы выполняем свои обещания. Билет в нейтральную страну и так далее.
"Голубая мечта дриллсержанта", – подумал ждавший снаружи Джеймс, когда в коридоре появился Хамер, потративший на сборы и переодевание чуть больше минуты.
– Пошли.
– А почему через забор? – удивился Хамер некоторое время спустя. – Разве нельзя было…
– Путь к свободе усеян шипами, – пробурчал Хеллборн. – Ну что за глупые вопросы?! За посольством могут следить твои бывшие сограждане и другие враги свободного мира.
Черный "паккард" ("А в этом городе я встречал машины других цветов?" – задумался Джеймс) доставил их в район харбинских трущоб как раз вовремя – снова зарядил ливень. Гром и молния.
По дороге Хеллборн включил радио, наслушался до внутренних ушей и позволил наслушаться спутнику. Панамский канал больше не существует, Петропавловск тоже. Шанхай горит, Венеция горит, Париж горит, Лондон горит. Скоттенбург официально пал.
– Семьдесят пять лет! – не выдержал Джеймс и изо всех сил ударил кулаком по приборной панели. – Семьдесят пять лет подряд на альбионской земле не было вражеских солдат!!!
– Сорок лет, – в тон ему ответил Хамер. – Сорок лет назад мы притопили сборную команду фрицев и карлосов в Северном заливе.
Хеллборн никак не прокомментировал эту историческую справку.
Гром и молния.
Джеймс Хеллборн поднялся на третий этаж какойто развалюхи, и Хамер вслед за ним.
– Здесь нам не помешают, – пояснил коварный альбионец. – Дом практически пуст.
– Что это, конспиративная квартира? – нервно поинтересовался Хамер, рассматривая убогую обстановку. Покосившийся деревянный столик, хлипкие табуретки, фанера вместа стекла в оконной раме, тусклая лампочка.
– Вроде того, – подтвердил Хеллборн, раскладывая на столе прихваченный из машины чемоданчик. – Устраивайся.
Викс осторожно присел на краешек трехногого табурета.
– Зачем мы здесь? – спросил он. Джеймс ответил не сразу.
– Итак, здесь все. Пятнадцать тысяч швейцарских франков – похоже, в ближайшее время они останутся самой надежной валютой.
"
– Три швейцарских паспорта. Выбери, какой тебе больше по душе – ну и остальные могут пригодиться. И два мексиканских – черт, сегодня они резко упали в цене. Но они все равно твои, на всякий случай. Шведских не достал, извини…
– Я с самого начала подозревал, что ты не простой моряк, – заметил Хамер. – А еще не подозревал о такой щедрости альбионской Секретной службы. Пять паспортов? Пятнадцать тысяч франков?!
Хеллборн захлопнул чемоданчик.
– Так ведь и ты – не простой радист, Хамер. Пока ты сидел в подвале, я покопался в архиве и узнал интересные подробности из твоей биографии. Почему ты решил сменить место службы? Надоело убивать людей?
– А тебе не надоело?! – огрызнулся белголландец. – И никого я не убивал, – уже более спокойным тоном продолжал он. – Казнил преступников, шпионов и врагов государства. Почему ушел? Ротация кадров. Ладно, что я должен сделать, чтобы получить эти пять паспортов и пятнадцать тысяч монет?
Хеллборн снова открыл чемоданчик и достал большую цветную фотографию. Бросил ее на стол.
– Кто эта милая дама? – Хамер даже не прикоснулся к фотокарточке, только слегка наклонился вперед.