Железные Люди в Стальных Кораблях

— Вы слышали это, поручик? — привстал капитан Шметилло. — Вот, опять!

— Стреляют, — констатировал Гримальский. — Точно, стреляют!

— Северо-восточная башня, — определил Шметилло. — Что бы это ни было, мы обязаны поднять тревогу!

И он опустил рубильник, запускавший сирену. В ответ послышалась только тишина, немедленно нарушенная еще одной серией выстрелов.

— Саботаж! — понял капитан. — И прожектор они же угробили!

— Кто "они", господин капитан?!

— Да какая разница?! Надо поднимать гарнизон! — воскликнул Шметилло и бросился к выходу. Винтовая лестница, ведущая вниз, было ярко освещена, поэтому капитан сразу увидел незнакомых людей у ее подножия.

— Эй, вы кто такие?!

Один из ночных гостей развернул в его сторону ручной пулемет. Шметилло едва успел отпрянуть назад и захлопнуть бронированную дверь. Пули застучали по стальной обшивке.

— Прямое попадание, — заметил капитан. — Во всех смыслах.

* * * * *

Отличная позиция, удовлетворенно кивнул эрст-лейтенант Крамер. Лучше не придумать. Узкая тропинка между двух холмов — смертельная ловушка. Русские тоже понимали это, поэтому поставили здесь часового. Теперь он валялся в кустах с отрезанной головой. Ох уж эти самураи… Триста лет просвещенного белголландского правления не помогли им забыть кровожадные обычаи! Но солдаты они превосходные, это у них не отнимешь.

— Поставьте пулемет здесь, — велел Крамер. — А второй — под этим деревом.

— Будет исполнено, герр лейтенант.

Ждать пришлось недолго. Всего через несколько минут они услышали топот шагов.

— Vuur, — спокойно приказал офицер.

Пулеметы дружно затрещали дуэтом. Вторые номера ловко меняли кассеты. Через минуту с небольшим все было кончено.

— Проверьте, уцелел ли кто-нибудь и окажите им помощь, — лицемерно вздохнул Крамер. — Нам не помешают пленные.

* * * * *

— Го-о-о-осподу помо-о-о-олимся! — старательно выводил митрополит, делая упор на букву "о". Сегодня он лично руководил службой. Прихожане дружно вторили ему. Вечер удался — и праздник тоже.

— Помо-о-о-олимся!

— Иже еси на небеси-и-и-и!

Белголландские солдаты, появившиеся на пороге, застыли в недоумении. Один из них машинально перекрестился. Полковник Давид Антуан посмотрел на подчиненного с нескрываемым презрением.

— Дурак, это же ортодоксы.

— Виноват, герр полковник, — пробормотал солдат.

— Похоже, здесь проблем не будет, — Антуан окинул взглядом помещение. — Такая толпа и все без оружия. Можно сказать, сами себя в тюрьму загнали. Герр Тиммерманс, выставить здесь охрану. Обойдите вокруг церкви и перекройте все возможные выходы. Остаетесь здесь за старшего. Мы поищем другое место для штаба.

— Будет исполнено, герр полковник.

* * * * *

В дверь кто-то постучал. Уже не пули, понял капитан Шметилло, похоже на удары приклада.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросил человек по ту сторону двери. Почти без акцента.

Страшно вспомнить, сколько белголландских студентов прошли через московские и петербургские академии только за последние десять дет! Совершенно ослепленные гордыней российские генералы и адмиралы ничего не хотели понимать. Как же, варвары приехали учиться уму-разуму у ИМПЕРИИ!

Гордыня — смертный грех. И вот пришел день расплаты.

— Кто спрашивает? — поинтересовался Шметилло.

— Люггер-капитан Верхувен, морская пехота ВИК. С кем имею честь?

— Капитан Шметилло, Российская Императорская Армия.

— О! — голос за дверью заметно оживился. — Прошу пана капитана… Простите, уж лучше я по-русски. В моем активе всего лишь короткий визит в Варшаву. О чем это я? Ах, да! Пан капитан, снимайте этот сатрапский мундир. За нашу и вашу и свободу!

— Вы в своем уме, пан Верхувен? — изумился Шметилло. — Вы на полном серьезе мне это предлагаете?!

— А, вы из этих, — заметно поскучнел люггер-капитан. — Честь дороже жизни и прочие высокие материи. Напрасно, совершенно напрасно. Хорошо, мне некуда торопиться. Вы здесь заперты и окружены со всех сторон. Подумайте пока. Хорошенько подумайте.

И Шметилло задумался. Два револьвера, одна револьверная винтовка. И больше ничего. Как бы подороже продать свою жизнь?…

* * * * *

В ресторане "Веселые крикетисты" дым стоял столбом и коромыслом. Веселье было в самом разгаре. Хозяин был несомненым поклонником Уэллса. Другого объяснения в природе не существовало.

Риттмейстер Абель уставился на открывшийся ему пейзаж с нескрываемым отвращением.

— Содом и Гоморра! Вавилонский блуд! — вне себя от ярости прошептал правоверный кальвинист.

Из-за дымовой завесы появилась пьяная офицерская рожа лица защитника отечества и немедленно бросилась целовать белголландца.

— Дрррруг! Душа горррит! — на мундир риттмейстера брызнули скупые слезы. — Понюшка табака… жизнь моя — копейка…

— Пошел вон, скотина, — Абель изо всех сил оттолкнул "друга".

— Шта?!! — мгновенно изменился тон защитника отечества. — Не сметь! Молчать, когда с тобой разговаривает подпоручик! Свинья! Мерзавец!!!

Риттмейстер выстрелил ему прямо в лицо. Новенький "парабеллум" тут же заклинило, от чего ярость белголландского офицера достигла совсем уже невероятных высот.

На выстрел никто даже не обратил внимания. Это было невыносимо.