Железные паруса

— Зря ты кипятишься, — тоном доки произнес другой, — подумаешь, какая-то девственница-деревяшка.

— Что ты во всем этом понимаешь! — вспылил Наемник, — для тебя, разумеется, приятнее девки из заведения мамы-Розы. А может, тебя интересует что-нибудь иное, недаром у тебя словно шило в одном месте.

— … конечно, я все понимаю… — продолжал дразнить тот, кто казался смелее, — формы у нее безупречные, есть, куда приложиться… Ты бы женился на аборигенше-фермерше, что ли. У них, как у всех, имеется кое-что…

— Вольф, я тебя предупреждаю!..

— Не смеши меня, на что ты способен?! А? Ты же не хочешь однажды получить пулю в лоб?

— Капрал? Ты?.. ты!.. Что ты знаешь о нем?

— Отпусти меня. Ты всегда был маменькиным сынком. Небось, провожала и забирала из школы?

— Мне не нравятся твои намеки!

— А я не намекаю. Какие, к черту, намеки. Я говорю прямо, — похоже, у вас был один предмет обожания…

— Заткнись! Карлос был женат!

— У каждой медали есть оборотная сторона…

— Говори, что ты знаешь о нем?

— Что я могу знать — примерный служака…

— Смени пластинку!

— Я и говорю…

— Похоже, ты все подстроил?!

— Я ни при чем…

— Куда же он делся?

— От него остались только обгоревшие сапоги… Но это секретная информация. Еще счастье, что остались, вдове на память. Ха-ха… Весело. А? Дикая страна. Дикие нравы.

— Чего ты ждешь?! — почти кричала она.

Теперь она снова была Данутой или, вернее, той женщиной, которую Он знал или думал, что знал.

— Разделайся с ними!

— Я не могу, — сказал Он. — Просто не могу.

— Чего ты не можешь?!

— У них такие человеческие лица…

— Твой Карлос — дерьмо. Он даже не мог удержаться, чтобы не влезть в говно.

— Он спас тебе жизнь! Может, ты сам убежал от Стрелка со сломанной щиколоткой?

— Карлос — дерьмо! Ты же не хочешь, чтобы я доказывал тебе это?

— Рано или поздно Стрелка поймают, и тогда всему конец.

— Появится новый. Борьба с ними похожа на ветряные мельницы…

— Карлос не был наивным, он был героем!

— Я помню, все его штучки с тумбочками, когда мыльница должна лежать от края на толщину пальца, а скребок должен быть раскручен и разложен в определенной последовательности. А если обнаруживалось что-то иное, кроме Библии, — трое суток карцера и чистка клозетов. Презерватив или карты для него были святотатством. Он был трезвенником и кастратом. Он вообще ни на что не годился, кроме исполнения приказов, твой Карлос. Так что же теперь, памятник ему поставить — погиб при исполнении долга черт знает где и черт знает за что. А?

— Это не наше дело.

— А чье? — спросил жандарм.

— Все же он тебя спас… — вяло возразил другой.

— Он решил, что все лавры принадлежат ему одному, и только он может выследить Стрелка. Он насмотрелся боевиков больше, чем надо. Но супермена из него не вышло. Стрелок слишком опасен, чтобы ломать голову в одиночку.

— Ему просто нужен был отпуск, — возразил другой, — отпуск домой, и все.

— … под подол жене. Он был таким же маменькиным сынком, как и ты, и сукиным сыном к тому же.

— Нет, ему нужен был только отпуск, — упрямо произнес другой.

— В любом случае он устроился неплохо.

— Ну что же ты, ну что же?.. — скулила она у него за спиной.

— По-моему, мы не одни, — встревожился тот, который пошутил о мадере.

В этот момент Он положил палец на курок.

— Брось свои штучки, — зло произнес напарник, — это плохо кончится.

Курок был тугим — Он тянул изо всех сил.

— У меня плохое предчувствие… — сказал тот, первый, уже чуть-чуть уступчиво.

Он слился с ружьем, стал его продолжением, перстом, пулей.

— Думаешь, Стрелок? — ехидно спросил напарник.

Сложно было представить их мертвыми.

— Чихал я на Стрелка. Вот твоя мамочка…

Палец свело от боли.

— Вольф, — начал другой, — поцелуй меня в задницу, ты ведь знаешь, я ничего не боюсь… — и вдруг. — Мы попались!!!

— Молчи, дурак! — закричал жандарм и бросился вперед.

И тогда Он выстрелил — почти вслепую, потому что рубиновый зайчик пропал, и пришлось целиться вдоль ствола.

Выстрелил, и в стекле возникло оплавленное отверстие с вывернутыми наружу краями и разлетающимися каплями. А те двое снаружи застыли с разинутыми ртами и стали падать, как оловянные солдатики, — один на тротуар, другой — на витрину магазина. Потом фигуры странно исказились. Он сразу не понял — в чем. Потеряли объемность, сделались, словно вырезанными из бумаги, и стали втягиваться в то, что образовалось и крутилось между ними — в то, что Он всегда наблюдал издали, но никогда вблизи, — розовый, пульсирующий шар. Вначале втянулись туловища и головы, потом мелькнули краги с болтающимися шнурками. И шар словно выпустил воздух — сжался, сколлапсировался, стал рубиновой вспышкой — совершенно не в масштабе улицы и домов, и беззвучно пропал, растаял, испарился.

— Вот как это бывает, — произнесла она изумленно. — Я и не знала.

— Падамелон не зря сидел в подвале, — согласился Он и похлопал по стволу.

— Да, — сказала она, — теперь я понимаю…

— Нам здорово повезло, — облегченно сказал Он. — Могло быть и хуже.

***

Листья шуршали под ногами, как забытые желания. Он давно не помнил с собой никого рядом, и теперь ему было даже немного приятно.

— Не беги так быстро, — попросила она.