Железные желуди

Толпа, как громом пораженная, онемела, а потом заго­монила, загудела, и трудно было взять в толк, одобряют или хулят новогородокцы княжескую волю. Да князь Изя­слав не очень-то прислушивался, что там о нем говорят. Чему быть, того не миновать, а пока он крепко сидел в сед­ле, властной рукой держал бояр, купцов и весь посадский люд. Новогородокская земля широко раздвинула свои гра­ницы, опираясь на Неман - водный ход в Варяжское море. Купцы со всей Руси и, почитай, со всей Европы везли свои товары и свои кошельки с серебром в Новогородок. Это в Полоцке доигрались до того, что тамошние князья сидели, как воробьи в конопле, боялись дохнуть без согласия вече. И что это дало? Лишился Полоцк устья Двины, всех своих богатых земель над нею. Ливы и латыголь, бывшие вечны­ми данниками Полоцка, превратились в тевтонских рабов. Каждый, у кого меч и сила, несет этот меч в Полоцк и пра­вит там. В Новогородке все иначе. Тут если князь, то князь, если холоп, то холоп. Тут все живут по уставам князя Изя­слава Васильковича, неутомимого в сече и в трудах на­следника менских Глебовичей. И как не быть неутомимым ему, князю, ежели отовсюду, куда ни кинь глазом, окружа­ют Новогородокскую землю сильные острозубые соседи? Татары пришли из степей, разрушили стольный Киев, на­кинули аркан на выи многим и многим народам и все вре­мя поджимают, тревожат с полуденной стороны. Сидишь и, кажется, слышишь топот их конницы. С Варяжского моря, из прусских земель железной горою наваливаются тевтон­ские рыцари. Иные из них несут знамена, на которых кро­вью побежденных намалеваны ключи от божьего неба. Князь Конрад Мазовецкий, поди, уже не раз проклял тот день, когда пригласил рыцарей из Паннонии, где они вое­вали против угров, чтобы бросить их на пруссов. Пригрел змею у себя под боком. Рыцари хищной омелой вцепились, жирными пьявками впились и в прусскую, и в польскую земли. Да и сам Конрад при первой возможности ведет своих ляхов на Волынь, на соседей-ятвягов. Солнцеворот назад Изяслав с князем Даниилом Романовичем Галицким и кунигасом литовским Миндовгом совместно ударили по Конраду.

- Зачем, батюшка, вещуна лаской своею княжеской ода­риваешь? - обеспокоенно спросил Далибор. Он, как и Не­крас, думал, что отец повелит сечь приблудного калеку свежей лозой, гнать в шею, а получается невесть что.

- Пускай сидит на Темной горе, - глядя сыну прямо в глаза, сказал Изяслав. - Надо нашей Новогородокской зем­ле с Миндовгом поладить, даже в побратимство вступить. Сегодня он самый сильный и пока что самый удачливый кунигас на Литве. Миндовг, как и все его единоплеменни­ки, язычник. Пусть же смотрит и знает, что мы, новогородокцы, можем разных богов почитать: молимся Христу, но не гасим и огонь, зажженный Перуном. - Он положил тя­желую руку Далибору на плеча. - К Миндовгу посылаю тебя, сын. Вместе с воеводой Хвалом будешь выведывать, вынюхивать, чем живет Литва. Будь остер глазом и тверд сердцем. Потом все мне расскажешь. Верю в тебя, как... ну, словно я поселился в твоей душе и ее дыхание слышу.

Далибор, тронутый этими словами, прикусил губу, низко поклонился отцу.

ІІ

- Почему отец меня не захотел вместе с тобою послать? - взволнованно спросил у брата Некрас, как только они ос­тались одни.

- Не знаю, - сочувственно качнул головой Далибор и, глядя на башню, возвышавшуюся над детинцем, предло­жил: - Давай-ка туда. Взглянем, где она, та Литва.

Они взобрались на самый верх башни, еще не подведен­ной под свод. Огромные валуны, свезенные из глухих уро­чищ, грели под палящим солнцем свои шершавые бока. Много холода впитали в себя камни, но человек собрал их воедино, навеки склеил-скрепил друг с дружкой известью, и они были уже стеной, башней, наливались теплом и си­лой, чтобы потом, когда пойдет на приступ враг, устоять в самом лютом огне.

Братья на какой-то миг почувствовали себя птицами, взлетевшими над родным городом. Далеко было видно с высоты. Новогородокский детинец располагался на высо­ком холме, но люди подняли его еще выше, наносив земли и камней. На соседнем, более плоском холме блестел раз­ноцветными окнами богатых усадеб, гремел молотами и молотками кузнецов предместный город - посад. Как два гнезда одной могучей птицы были они - посад и детинец Новогородка.

С севера и запада детинец был обведен рвом - деготно-черная вода в нем маслилась под солнцем. Рядом со рвом грозно возвышался земляной вал, надточенный дубовой стеной. Внутренний скат вала был вымощен камнем. В посаде над храмом Бориса и Глеба сиял большой сереб­ряный крест, осеняя христианское кладбище: там предава­ли земле только горожан последнего поколения. Их деды и прадеды лежат в поросших лесом языческих курганах, обильно разбросанных вокруг Новогородка.

- Если б я начинал строить наш город, то непременно поставил бы его на Немане. Почему нашим пращурам взбрело селиться в отдалении от реки? - в глубоком раз­думье промолвил Далибор, - Товары с Варяжского моря и из Руси к нам надо везти посуху на фурах да на санях. Я сам изведал, какой это горький пот, когда шел с отцовским обозом из Менска.