Обычный пехотинец нес на себе 60 фунтов, гвардеец – ещё больше. То есть – около тридцати килограммов! Сапожник одного из пехотных полков Харрис подробно описал, с чем он «путешествовал»: полностью заполненный ранец, свернутая шинель, одеяло, котелок, мешок, набитый кожей для починки сапог, трехдневный рацион, манерка с водой, ружье, секира и 80 зарядов в картечнице.
Самый ценный груз, разумеется, еда и спиртное (разрешенное). Обычный дневной рацион. Фунт мяса (450 грамм), фунт сухарей или полтора фунта хлеба (риса), пинта вина (примерно пол-литра) или треть пинты джина (спирта) – около 150 грамм. Единственное, что практически всегда имелось в достатке, – знаменитый английский сухарь. Главная еда в армии и на флоте!
Попадали сухари на полуостров уже не в лучшем виде. Иногда настолько твердыми, что однажды спрятанный в жилет на груди сухарь спас жизнь офицеру. Французская пуля от него просто отскочила! Чаще с… Назовем это своего рода мясом. Генерал Нэпьер как-то сказал: «Да пусть меня повесят, если скажу, что получаю удовольствие от поедания наших напичканных червями сухарей!» Всё равно – в голодные времена – спасение. Да и в целом английская армия снабжалась гораздо лучше, чем французская, в чем немалая заслуга Веллингтона, и о ней мы поговорим отдельно.
Болезни такие же, как у французов. Дизентерия, лихорадка, малярия. Здесь многое зависело от местности, в которой находилась армия, и погоды. Осенью 1811 года Артур Уэлсли писал брату Генри: «У меня не менее 17 тысяч больных и раненых».
С медициной дело обстояло совсем плохо. Битвы начала XIX века были совсем не такими кровавыми, как нам кажется, но смертность от ран – чудовищная. Конечно, это связано с общим низким уровнем медицины. Однако и такой уровень во французской армии заметно выше, чем в английской. В английской – просто беда.
На полк – пехотный или кавалерийский – полагался один хирург и несколько врачей. Анестезия – стакан джина. При ранении конечности почти всегда следовала ампутация. После битвы при Талавере (1809 г.) Шауманн проезжал мимо госпиталя и вечером записал в своем дневнике.
Если бы не помощь женщин, находившихся при пиренейской армии, ситуация могла стать катастрофической. Хотя бы по этой причине стоит посвятить пару-тройку абзацев теме «Женщины в армии».
Понятно, что для большинства солдат, сержантов и унтер-офицеров служба фактически являлась пожизненной, но лишь очень немногие из них могли приехать на Пиренеи с женами. В английской армии того времени существовало правило, согласно которому за пределы страны разрешалось следовать за мужьями шестидесяти женщинам на тысячу мужчин.
Офицеры всеми силами старались отговорить солдат от женитьбы, получалось не всегда. На Пиренеях пропорции слегка нарушались, а при не слишком сладкой походной жизни у женщин всегда было одно важное преимущество. В случае гибели супруга они никогда не имели недостатка в предложениях руки и сердца. Многие женщины успевали повдовствовать и найти нового спутника несколько раз за кампанию. Рекорд, как установила специально занимавшаяся изучением вопроса В. Бамфилд, шесть раз!
Жены рядовых и унтер-офицеров демонстрировали чудеса самопожертвования – и в уходе за ранеными, и в заботе о собственных мужьях. Некая Бетти Скидди, когда ее муж пал обессиленным во время марша, несла его до ближайшего бивуака на себе почти две мили. Известная всей армии Веллингтона Мэри Дикон заслужила право стоять рядом с ветеранами на поле Ватерлоо. Да что там говорить, женщины добились почти полного равноправия! В случае плохого поведения их секли розгами так же, как мужей. Дисциплина обязательна для всех!
Дети, жены – все они, конечно, замедляли движение на марше. Как и генеральские обозы. Генералу Уэлсли это не нравилось, но запретительных мер он не предпринимал. Часть армейской жизни. С традициями он не боролся.