Железный канцлер Древнего Египта

– Шш!.. – перебила его Аснат, указывая на сад глазами: из боковой аллеи шла Сераг в сопровождении своей египетской наставницы. Хороша она была – бесспорно; с матовым цветом лица, с черными, как смоль, косами и большими жгучими глазами, она была олицетворением настоящей восточной, страстной красоты. Ярко-пестрая туника, красные сандалии и множество надетых драгоценностей портили впечатление, придавая ей грубый, дикий вид.

– Вот гостья, которая, должно быть, тебе порядочно в тягость; воспитать ее, я полагаю, нелегко! – шепотом заметил Армаис.

– Я этим и не занимаюсь; довольно того, что я терплю эту дикарку в своем доме. Решительно не понимаю, зачем Иосэф непременно хотел иметь ее при себе?

– Да чтобы выдать ее за кого-нибудь из нашей знати; это не подлежит сомнению! – насмешливо ответил Армаис.

В это время та, о которой шла речь, подошла к ним и, угловато поклонившись, принялась самым наивным образом разглядывать Армаиса. Однако его холодный взгляд смутил ее; она круто повернулась и убежала в сад.

– Совсем дикая! От души жалею того несчастного, которого Иосэф наградит такой супругой, – прошептал Армаис, вставая. – До свидания, сестра; мне пора быть у Адона.

– А ты зайдешь потом ко мне? Ваш разговор меня тревожит.

– Да, если он меня долго не задержит и произойдет, к тому же, что-нибудь важное.

Скрестив на груди руки, Иосэф ходил по своей рабочей комнате; он только что отпустил депутацию египтян из Фив, приходившую за покупкой хлеба, и казался озабоченным. При входе Армаиса он кивком головы ответил на его приветствие и сел к столу, жестом пригласив того садиться.

– Я к твоим услугам, Адон! Что пожелал ты сообщить мне? – спросил Армаис, не садясь, а прислонясь к открытому окну.

Облокотясь на стол, Иосэф молча стал пристально рассматривать Армаиса, от которого в эту минуту веяло только холодным, горделивым презрением. Злая усмешка мелькнула на лице Адона. Как это величавое, спокойное презрение быстро сменит бурный гнев и как эта же самая надменная спина согнется под его железной рукой!

– Я жду, что ты мне скажешь. Ведь не призвал же ты меня, чтобы любоваться мной? – нетерпеливо спросил, наконец, Армаис.

– Именно! Я говорил себе, что человек, богато одаренный от природы, высокого происхождения, так хорошо поставленный в обществе, должен бы жениться, – ответил Иосэф, придвигая к себе ларец из слоновой кости и вынимая оттуда два свитка папируса и таблички. – Я нашел тебе невесту и желаю, чтобы ты на ней женился, – прибавил он.

– Доброта твоя поистине безгранична; но в этом личном деле мне хотелось бы сделать выбор самому, – вздрогнув от негодования, ответил Армаис.

– Положим; пеняй же на себя, что ты раньше не сделал этого. Теперь я за тебя решил: тебе остается лишь одобрить мой вкус и жениться на моей племяннице Сераг. Ее предназначаю я тебе в супруги.

Кровь с такой силой ударила Армаису в голову, что он зашатался; потеряв всякое самообладание, он бросился к столу, за которым сидел Иосэф.

– Ты, кажется, с ума сошел! Как ты смеешь так оскорблять меня? – воскликнул он с пеной у рта. – Мне жениться на этой грязной, дикой девчонке твоего племени? Да такой мерзкой твари я бы и в наложницы себе не взял. Довольно уже стыда для моего почтенного семейства, что один из его членов – вольноотпущенник! – Он остановился, задыхаясь.

Иосэф побледнел; злобным, ядовитым взглядом окинул он Армаиса.

– О! Благородство твоей семьи мне достаточно известно; но спрашиваю, что более бесчестит ее: родство ли с бывшим рабом или с крамольником, посягающим на жизнь фараона? Смотри, – он развернул один из вынутых из ларца папирусов, – и ты увидишь, что голова твоя не прочна на плечах и что ты со всеми сообщниками можешь кончить виселицей.

При одном взгляде на свиток папируса Армаис смертельно побледнел; голова закружилась и он ухватился за стол, чтоб не упасть.

– Итак, будущий цареубийца, спесь твоя словно поубавилась? – с презрением заметил Иосэф. – Теперь скажу тебе одно, что ваши заговоры я презираю: это – детская игра, которую я уничтожу так же легко, как комкаю этот папирус. Я только хотел доказать тебе, что ты – соломинка в моих руках. Если ты понял меня и дорожишь своей головой и головами твоих сумасбродов-товарищей, то не станешь более противиться браку с молодой, красивой, невинной девушкой, которую я тебе выбрал в жены.

Армаис закрыл глаза: такая буря разразилась в его душе, кровь так бушевала в нем, что он на минуту думал, что задохнется. Он сознавал себя мухой, попавшей в паутину. Если бы речь шла только о нем, он не задумался бы скорее умереть, чем жениться на девушке, внушавшей ему только отвращение; но мог ли он пожертвовать жизнью благороднейшей молодежи Египта, его друзей и товарищей, – обречь на горе и траур столько семейств? Да, этот человек был прав: заговоры, открываемые и так разумно им уничтожаемые, не могли пугать его; а между тем, уступить ему и согласиться на его требования – было жертвой, превышающей его силы.

Тяжелое молчание воцарилось в комнате; наконец, Армаис выпрямился, успев уже овладеть собой.