— Это мне уже давно известно, — ответил Штайнер. — Мы все узнаем это рано или поздно, и чем раньше мы привыкнем к этому, тем лучше для нас самих. Нечего себя обманывать.
С этими словами он положил свой автомат рядом с пулеметом и продолжил всматриваться вперед через амбразуру.
Через минуту он приподнял голову, прислушиваясь. Рев пронесся у них над головами, сначала сделался громче, а потом постепенно стих, поглощенный белым туманом.
— Это наши стреляют, — прокомментировал Крюгер, вернее, прокричал. Буквально у них на глазах взметнулось черное облако, в котором потонул рев приближающихся танков. «Ну что мешало открыть огонь раньше? — подумал Штайнер. — Почему нужно было тянуть? Идиоты». С каким-то безумным удовлетворением он наблюдал за тем, как из клубящегося котла внизу вынырнуло длинное дуло, а затем на склон, давя гусеницами землю, выкатился и сам русский танк, на котором гроздьями повис десяток пехотинцев. «Т-34», подумал он. Вечно эти чертовы «Т-34»! Апатично, без малейшего азарта, он пронаблюдал за тем, как Крюгер развернул пулемет и открыл огонь. Облепившие танк пехотинцы моментально попадали на землю и покатились по склону горы, где их поглотили клубы дыма. Танк же продолжал двигаться вперед и вскоре исчез из вида. Он не произвел ни единого выстрела. Зато следом за ним появился второй, а за вторым третий и так далее.
Крюгер снял пулемет с подставки и крикнул:
— Уходим!
Штайнер едва кивнул в ответ. Он словно окаменел — застыл на месте и был не в силах пошевелиться.
— Ну, пойдем же! — крикнул Крюгер. В следующее мгновение танки открыли огонь. Грохот их выстрелов оглушал даже больше, чем рев артиллерийских орудий. По всему склону эхом отдавались громовые раскаты. Но неожиданно стрекот десятка пулеметов заглушил громкий рев голосов: «Ур-р-р-а-а!»
Оба — и Крюгер, и Штайнер — скорчились на дне окопа, уставившись на вход в блиндаж. Русские уже были в окопах. Немецкие орудия заговорили вновь, в течение нескольких секунд поливая окопы смертоносным огнем, а потом откатились вверх по холму. Они бросили нас, подумал Штайнер, а вслух произнес:
— Теперь нам ни за что не пробиться к своим.
Его слова потонули в грохоте выстрелов.
— Слишком поздно, — проревел ему в ухо Крюгер. Штайнер кивнул и посмотрел на белые полосы на закопченном лице Крюгера. Ему бы не помешало умыться, подумал он, причем желательно прямо сейчас. Однако, осознав всю абсурдность этой мысли, улыбнулся. В этот же момент он увидел в окопе человеческий силуэт и из положения сидя сделал несколько выстрелов. Силуэт тотчас исчез. Штайнер задумался о том, что теперь предпримут русские. Наверняка попытаются забросать их ручными гранатами, причем сразу связками по несколько штук. Ничего другого не оставалось, кроме как закрыть глаза и ждать, когда взрывы разнесут тебя на мелкие клочья. Затаив дыхание, они смотрели на окоп, который постепенно начинало заливать утренним светом. Отрешенно ожидая близкой смерти, Штайнер подумал о Гертруде. А что если тыловая колонна привезет сегодня от нее письмецо? Увы, скорее всего оно вернется отправителю не прочтенным. Фетчер напишет на конверте красным карандашом «Пал за великую Германию» — как он уже делал с бесчисленными письмами до этого. Так что встреча в Гурзуфе останется лишь мимолетным эпизодом.
Ожидание постепенно сделалось невыносимым. Крюгер поднялся на ноги и подался вперед, вглядываясь вдаль. Снаружи стояла тишина. Рокот моторов доносился откуда-то издалека; перестрелка теперь звучала все выше и выше по горному склону. Время от времени раздавался стрекот немецких пулеметов. Артиллерия смолкла. Оба — и Штайнер, и Крюгер — прислушались. Затем Крюгер медленно, невероятно медленно двинулся к выходу, где застыл на несколько секунд, после чего все-таки решился высунуть голову наружу. Штайнер, который не сводил с него глаз, отметил про себя, что напряжение оставило товарища. Он также быстро поднялся на ноги и вскинул автомат.
— Никого, — растерянно прошептал Крюгер. И верно: в окопе не было ни души. От русских не осталось и следа. Неожиданно откуда-то слева послышался новый звук, словно вдоль окопа, ритмично топая сапогами, двигался целый взвод.
— Р-р-рус-с-ские, — запинаясь, пролепетал Крюгер.
Штайнер опустился на колени и вскинул автомат. Топот ног слышался еще ближе. Уже можно было расслышать надрывное дыхание, и вскоре их взорам предстали солдаты — но не русские, а свои, из третьей роты. Они бежали со всех ног, один за другим, в основной своей массе без оружия, в рваной форме, с искаженными ужасом, измазанными кровью лицами. Крюгер простонал от облегчения. Когда последний из солдат пробежал мимо, он хотел броситься им вдогонку, но Штайнер остановил его.
— Погоди! — прошептал он. — Только не с этими!
Они прислушались. Неожиданно где-то рядом заурчал мотор, а вслед за ним раздались несколько испуганных криков. Затем заговорила танковая пушка, за ней последовали пулеметные очереди. Крики оборвались, зато один за другим послышались разрывы, которые значили лишь одно: красноармейцы начали закидывать окопы ручными гранатами.