Железный начдив Азин. Между красными и белыми

Прошло две недели. Мы ждали своего конца. 16 октября 1918 года, в первой половине дня, к барже с арестованными пришвартовалась другая баржа, на которой прибыли вооруженные белогвардейцы. Это был карательный отряд.

Открылся люк нашей баржи. Раздались голоса белогвардейцев: «По пять человек вылетай пробкой».

Исстрадавшись в тюрьме и еще больше в барже, заключенные без особого страха стали собираться по пять человек.

Вышла первая группа заключенных. На палубе был слышен сильный шум и крики. Это белобандиты избивали наших товарищей. Затем послышались отдельные выстрелы. Это каратели приступили к расправе над заключенными большевиками. Страх охватил всех.

Снова вызов. Вышла на палубу вторая пятерка, в которой состоял я. Белогвардейцы снимали с заключенных (на ком еще оставалась кое-какая одежда) носки, тюремные летние гимнастерки, затем прикладами сгоняли их в рядом поставленную баржу, а отдельных заключенных ставили к борту и расстреливали.

Посадив арестованных в ветхую, дырявую баржу, белобандиты обыскали первую баржу и снова загнали в нее заключенных. Возвратившись в свою плавучую тюрьму, мы не досчитались более 160 человек, которых бандиты закололи или расстреляли. Карательный отряд состоял из сарапульцев и камбаряков. Поэтому бандиты многих активистов знали в лицо и зверски расправлялись с ними.

После этой дикой расправы над пленными худая баржа с карательным отрядом отбыла к пристани Гальяны. Заключенным уже больше не привозили хлеба, не подавали в ведрах воду. Караул еще суровее стал относиться к пленным. Сарапульский сапожник Василий Шемякин, арестованный за то, что его сыновья активно боролись за Советскую власть, подняв голову, смотрел на люк в ожидании, не подадут ли в баржу хотя бы водички. Караульный белогвардеец сурово пробормотал:

– Тебе, старому, что было нужно идти за большевиками? Вот теперь погибнешь вместе со зверями.

Белогвардеец дал нам понять, что баржа скоро будет уничтожена. Мы насторожились. Решили бороться за свою жизнь, приготовив обломки досок от настила баржи.

Наступила ночь, в течение которой арестованные проделали в бортах баржи небольшие отверстия, чтобы можно было наблюдать, что делается вокруг.

Ночь прошла. Ни хлеба, ни воды нам не дали. Вдруг через щель в борту один заключенный увидел дымившие катера, идущие снизу Камы. Зная, что Сарапул уже занят красными войсками, мы приободрились, во все щелки стали наблюдать за тем, что творилось на реке. Вскоре мы обнаружили приближающиеся к нашей барже три миноносца. Это были, как потом выяснилось, суда Волжской военной флотилии – «Прочный», «Прыткий» и «Ретивый». На одном из миноносцев стоял с рупором в руках командир. Подойдя к барже на небольшое расстояние, он спросил у белогвардейского караула:

– Это что за баржа?

Начальник караула с баржи ответил, что здесь арестованные большевики.

На это командир с миноносца заявил:

– Мы берем баржу в Уфу, выхаживайте якорь!

Караульный запротестовал, заявив, что он подчиняется только начальнику тюрьмы. Тогда командир спросил:

– А где ваш начальник тюрьмы?

– Вон на буксирном пароходе, стоящем у пристани.

Действительно у пристани стоял буксирный пароход под названием «Рассвет». С миноносца ему передали распоряжение взять на буксир баржу с пленными и идти вниз по Каме.

Застучал у баржи якорный шпиль, баржа развернулась и полным ходом пошла вниз по Каме.

Старик Василий Шемякин, хорошо знавший эти места и плес реки, припал к щелке и временами сообщал, где нас везут.

Не доходя до Сарапула, около деревни Пещеры, баржа замедлила ход, затрещала, закачалась. Василий Шемякин, не разобравшись, крикнул:

– Здесь, товарищи, омут. Видно, хотят нас топить!

Мы стали обнимать друг друга, прощаясь. Но оказалось, что в это время на помощь миноносцам пришел еще один корабль Волжской военной флотилии – «Волгарь-доброволец».

Встретившись с миноносцами и ведущим баржу буксирным пароходом, «Волгарь-доброволец» получил флажками указание пришвартоваться к барже, обезоружить караульную стражу и конвоировать баржу. Приказ «Волгарем-добровольцем» был выполнен. Однако мы этого не видели и не слышали никакого шума.

Вдруг открылся люк баржи, в трюме посветлело. Моряк в бескозырке с ленточками, опершись руками на борта люка и наклонившись в трюм, громко крикнул:

– Живы ли вы, товарищи?

В ответ из баржи послышались слабые голоса арестованных. Нам спустили трап. Затем открыли и остальные люки. В трюм /102/ посыпались буханки хлеба, махорка. Изнуренные, одетые в рогожи заключенные бросались к выходу на палубу. Кто ловил хлеб, кто – махорку. Освобожденные обнимали моряков как своих спасителей и освободителей от неминуемой смерти.

Команда буксирного парохода «Рассвет», поняв в чем дело, отрубила буксир, намереваясь ускользнуть. Но пароход был задержан с помощью наших боевых кораблей.

Подходим к Сарапулу. Стемнело. Баржу с освобожденными поставили на ночь посредине реки.