Железный начдив Азин. Между красными и белыми

Как-то утром вдруг лязгнуло железо, которым был завален люк, и свет яркой полосой ворвался в баржу, осветив землистые лица заключенных. В отверстии появилась фигура фельдфебеля, который зычно прокричал:

– Эй! Кто хочет жить, выдавай комиссаров, коммунистов и матросов. Если будете молчать – взорвем баржу, погибнете все как мухи. Выходите наверх по пять человек.

Очевидно, воля людей была так ослаблена всем пережитым, что никто не был в состоянии сопротивляться ни морально, ни физически. Первые пять человек медленно поднялись на палубу и через несколько минут послышался ружейный залп. Затем – снова окрик фельдфебеля, и еще пять человек ушли на смерть.

Так продолжалось часа два или три.

За это время ушло человек полтораста. Оставшиеся мучительно колебались, стараясь выгадать несколько минут жизни. А фельдфебель все кричал, приказывал выходить. Я больше не смог ожидать и вместе с очередной партией в пять человек вышел на палубу. От свежего воздуха и яркого света закружилась голова. В глаза бросились сваленные на палубе в кучу рубашки, портянки, куски рогожи и другие вещи, принадлежащие заключенным. Я понял, что пришло время умирать.

Один из белогвардейцев (на палубе их было человек сто) подошел ко мне и приказал раздеваться, хотя на мне ничего не было, кроме белья. Затем он указал мне рукой по направлению к борту баржи и крикнул:

– Примите его!

Я медленно пошел, ожидая, что вот-вот за спиной раздастся залп и все будет кончено. Однако белогвардейцы почему-то не стреляли. У борта нашей баржи стояла вторая баржа, значительно меньшего размера, с открытым люком. Последовал удар прикладом в спину, и я свалился в трюм второй баржи, где уже сидели некоторые мои товарищи, оставшиеся в живых. Затем я видел, как в трюм продолжали падать люди, отделавшиеся ударами прикладов.

На этом наши испытания не закончились. Расстреляв около ста наших товарищей (потом мы узнали, что убиты были 96 человек), белые начали снова перегонять нас в старую баржу, отбирая тех, кого они считали коммунистами, комиссарами или матросами или узнавали в лицо. На наших глазах Дмитрия Глебова, Александра Вавилова, Ивана Бабикова, Сентякова и других отобранных белогвардейцами, всего 15–20 человек, поставили к борту. Прогремел залп, и наших товарищей не стало.

Под конец экзекуции палачи пообещали через два-три дня расправиться со всеми остальными узниками. Мы опять вернулись в наш плавучий гроб ждать смерти. Как мы узнали впоследствии, белогвардейцы собирались сжечь баржу вместе с людьми.

К счастью для нас, узников плавучей тюрьмы, им так и не удалось осуществить свой зверский замысел. И вот почему.

16 октября вечером до нашего слуха донесся шум приближающихся судов. Затем мы услышали, как наши охранники закричали кому-то:

– Откуда и кто вы?

– Чехи с реки Белой, идем к вам на помощь, – послышалось в ответ. – Приказано всех эвакуировать. Быстро снимайтесь с якоря!

Заскрипела лебедка, баржа вздрогнула и на буксире двинулась вниз по реке, сопровождаемая подошедшими судами.

Произошло это настолько быстро и неожиданно, что мы долго не могли прийти в себя. К кому мы попали? Если к белочехам, то надеяться на лучшее не приходилось: белогвардейцы повсюду были одинаковы. Хорошо было только одно: мы не стояли, а двигались и двигались вниз по Каме, то есть в сторону Сарапула, который находился в руках Красной Армии. Мы надеялись, что нас попытаются отбить. Со своей стороны мы договорились: на подходе к Сарапулу поджечь баржу и прыгать в воду, авось кому-нибудь удастся спастись.

В небольшое отверстие, имевшееся в борту, нашему наблюдателю удалось заметить, что баржу сопровождают не речные пароходы, а морские канонерки, вооруженные пушками и пулеметами.

Скоро все разъяснилось. Баржа вдруг закачалась, заскрипела, наверху раздалась команда:

– Руки вверх! Ни с места! Сдавайте оружие!

Послышался топот ног и лязг оружия. Кто-то начал быстро разбирать груз, сложенный на люке, и мы увидели в проеме на фоне синего неба краснофлотца в бушлате и бескозырке с ленточками. Всматриваясь в темноту баржи, он кричал:

– Живы ли, товарищи?

А сверху уже спускали лестницы. Потрясенные, мы поднялись на палубу.

Как передать чувства, которые испытывали 400 человек смертников? Для этого никаких слов не хватает. Освобожденные крепко обнимали и целовали своих освободителей – матросов Волжской красной военной флотилии. Те также были взволнованны, пораженные нашим изможденным видом и рогожной одеждой.

Впервые за долгое время мы досыта поели и отдохнули телом и душой. Над нами снова реяло Красное знамя – символ борьбы и свободы.