Железный начдив Азин. Между красными и белыми

Прошло немного времени. К тюрьме прибыл конвой. Из общей камеры, в которой сидел и я, вызвали арестованного Ивана Семеновича Седельникова, работавшего заместителем председателя Сарапульского совдепа и военным комиссаром. Затем вызвали престарелого, сгорбившегося его отца. После вывода из камеры Седельниковых, сына и отца, белогвардейцы вызвали Пашку Белого, Ионина и многих других заключенных. Всех их конвоиры поставили в середину своей колонны и, взяв винтовки на плечо, повели в сторону Сарапула.

Это делалось для того, чтобы провести арестованных через город незамеченными.

Позднее стало известно, что всех арестованных увели в сторону села Ярамаски и на мосту у деревни Котово закололи штыками. Только один из арестованных – Ионин прыгнул в ложбину и сумел скрыться. Впоследствии он добровольцем сражался за власть Советов и погиб смертью храбрых.

Дня через два после расправы с первой группой заключенных к тюрьме снова прибыл конвой. На этот раз вызвали двух заключенных из соседней камеры и увели их на Елабужский тракт, где в березняке тоже закололи штыками.

Позднее сарапульская белогвардейская газета писала, что неизвестные злоумышленники обманным путем получили из тюрьмы двух арестованных «анархистов», увели их в березняк по Елабужскому тракту и закололи штыками. Газета обращалась к населению с призывом принять участие в выявлении злоумышленников самосуда.

Каждую ночь белогвардейцы из караула тюрьмы врывались в камеры заключенных и сгоняли их в один угол. Освобожденные постели вместе с вещами они забирали, вещи и одежду заключенных делили между собой, а при смене караула узлы с вещами уносили.

Миновал месяц торжества и разгула белогвардейщины в Сарапуле. В городе проводились молебны при отправке маршевых белогвардейских частей на фронт. Красная Армия оказалась на подступах к городу Сарапулу. Начальник тюрьмы «Касьян» вызвал пеший и конный конвой. Без списков, без переклички всех арестованных вывели во двор тюрьмы, окружили плотным кольцом конвоиров и повели по направлению протоки реки Камы. Вдали мы слышали выстрелы из орудий. Это били пушки Красной Армии. Арестованные думали, что белогвардейцы поставят их к высокому валу дубильной костры и расстреляют. Но оказалось не так. Конвой быстро обогнул этот вал, за которым в протоке стояла баржа. В открытые люки баржи затолкали истощенных за месяц пребывания в тюрьме заключенных. Баржа эта предназначалась под зерно навалом, на полу ее были разостланы мочальные рогожи, много рогож оказалось в носовой и кормовой части баржи.

Полунагие заключенные быстро поделили эти рогожи между собой. Кто сделал себе накидку на спину, кто головной убор, кто обмотал себе ноги, чтобы хоть немного укрыться от октябрьского холода.

Вскоре баржу забуксировали, увели вверх по Каме и поставили под железнодорожный мост, намереваясь, видимо, обрушить на нее фермы моста и таким путем уничтожить арестованных.

Однако рабочие Сарапула насторожились. Вместе с родственниками заключенных они стали внимательно наблюдать за действиями белогвардейцев. Баржа простояла под мостом до вечера, потом ее поставили на якорь на середину Камы, против горперевоза. Беспокойство заключенных и родственников все возрастало.

Наступила ночь. Около двух часов пополуночи белогвардейцы подвели к нашей тюрьме другую баржу, чтобы заслонить нас со стороны Сарапула, забуксировали нашу баржу и повели ее вверх по Каме.

Как только баржа тронулась по реке, заключенные, услыхав шум воды, бьющейся о борта баржи, стали спрашивать друг друга: «Куда же нас везут?» Один из заключенных, одетый в черную суконную шинель, взобрался на крестовины крепления баржи и громким голосом стал успокаивать заключенных:

– Товарищи, не волнуйтесь, баржу белые ведут на пристань Гальяны, а там нас, наверное, отконвоируют в Ижевск.

Арестованные притихли. Стало светать. Баржа на буксире приближалась к пристани Гальяны, где ее поставили на якорь посредине Камы.

Белогвардейцы изредка открывали один люк баржи, через который спускали на веревке в ведре сырую камскую воду, которая распределялась между заключенными глотками, так как ни стаканов, ни чашек у нас не было.

Вскоре был вызван на палубу тот товарищ, который успокаивал заключенных. В трюм он больше не возвращался. О его судьбе нам ничего не было известно. На барже были люди, которые знали его. Они сказали, что это был бывший председатель Сарапульского совдепа Красноперов Павел.

В барже арестованных морили голодом. Нам давали не более четверти фунта горячего черного хлеба в день. Уборной в барже служила носовая часть, отчего в трюме стояло невыносимое зловоние: многие заключенные тяжело заболели.

Мы уже стояли под Гальянами. Белогвардейцы однажды вызвали сильно истощенного арестованного Зылева, работавшего техническим секретарем в Сарапульском совдепе, дали поесть ему хлеба, а затем поставили на борт баржи и сбросили штыками в Каму. Он кричал: «Спасите, спасите!» – но помочь ему никто из нас не мог.