Мало того: переловили и уничтожили все живое, населявшее полустанок. Мне пришлось видеть Шихраны через несколько часов после набега. Станция носила черты того совершенно бессмысленного погромного насилия, которыми отмечены все победы этих господ, никогда не чувствующих себя хозяевами, будущими жителями случайно и ненадолго захваченной земли… Белые стояли под самым Свияжском в каких-нибудь 1–2 верстах от штаба 5‐й армии. Началась паника. Часть политотдела, если не весь политотдел, бросилась к пристаням и на пароходы.
Полк, дравшийся почти на самом берегу Волги, но выше по течению, дрогнул и побежал вместе с командиром и комиссаром, и к рассвету его обезумевшие части оказались на штабных пароходах Волжской военной флотилии. В Свияжске остались штаб 5‐й армии со своими канцеляриями. Канцелярия штаба опустела – «тыл» не существовал. Все было брошено навстречу белым, вплотную подкатившимся к станции…»
[95]
Сразу после этого началась погрузка золота в трамвайные вагоны. Но было слишком поздно: со стороны пристани заухали пушки. То был уже не десант – в город входили регулярные части Каппеля и отряды Чехословацкого корпуса. Дорого бы красные дали за те драгоценные дни и даже часы, так бездарно потерянные ими накануне!
В распоряжении обороняющихся не оказалось ни поездов, ни пароходов. С большим трудом разыскав лишь четыре грузовика, уполномоченные в большой спешке погрузили на них, если верить воспоминаниям бывшего управляющего Казанским отделением Народного банка РСФСР Петра Марьина, «около 200 ящиков золота в монете на сумму 12 миллионов рублей…»
А вот что вспоминал Марьин об утре 7 августа 1918 года:
«Начинало уже светать. Я задремал сидя на стуле. Меня разбудили, сказав, что меня требует к себе сербский офицер. Выглянув в окно, я увидел на улице выстроенный отряд во главе с офицером. На вопрос последнего, имеется ли в банке вооруженная сила и какая, я ответил, что имеется воинская охрана, большая часть которой разбежалась, побросав винтовки, а остальная исключительно банковская. Часть из воинской охраны была приведена солдатами, после произведённого обыска в здании и во дворе несколько из них были поставлены в ряды солдат, а несколько человек отправлены куда-то под конвоем. С этого момента в банк была введена чешская охрана и оставлена банковская. Вскоре явился ко мне в кабинет адъютант командующего Народной армией Устякин, как он себя назвал, и потребовал управляющего. На мой ответ, что я являюсь управляющим, он ответил, что «таких управляющих мы не признаём»; тогда я ему возразил: «Значит разговаривать нам не о чём».