Железный поход. Том 1. Кавказ – проповедь в камне

Лебедев раздраженно бросил взгляд на стриженного под скобку угрюмого бульбаша, но вид бедно и грязно одетого человека, мокрого, холодного, задел за живое.

– Стой, как стоишь. На вот, возьми…

– Так ведь быт-то заплачено прежде?.. Вы, пан… – Бурая, как картофельная кожура, ухватистая рука ямщика воровато одернула сырую полу затертого зипуна.

Офицер секунду помедлил, глядя в мелкие, не знающие покою глаза, перевел строгий взор на латаные, справленные из холстины порты, стоявшие коробом от воды и грязи, и, не говоря ни слова, сунул мужику деньги. Бульбаш молча колупнул серебряную мелочь черным сломанным ногтем, ухмыльнулся мрачно и, ловко ссыпав ее за кушак, передал ребенка господину.

Лебедев стал подниматься по скользким широким ступеням, а душу просквозил холод недобрых предчувствий. Весь вид нанятого им под Могилевом белоруса, его не пригнанное к телу платье со следами ночевок и грязи скрывало в своих лохмотьях что-то неуловимо хищное, заставляющее добротно одетых людей испытывать смутное чувство тревоги.

Цепные псы яростнее залились в лае, когда витое бронзовое кольцо трижды гулко ударило в дубовые двери. На этажах вспыхнул и погас свет, за стрельчатыми окнами мелькнули неясные тени, заслышались возгласы, шаги… затем все стихло, словно вымело. И только после новых ударов, которые стали бойчее и крепче, откуда-то сверху раздался суровый и властный окрик:

– Кто вы? Чьи будете?!

– Мученики Божьи! – теряя остатки терпения, съязвил гонец. – Приказ его императорского высочества! Срочно! Откройте ворота!

Минуту за высокими ставнями таились, затем недоверчиво, точно с оглядом, загремели запоры, звякнули снятые цепи, и массивные двери, стянутые потемневшими в прозелень бронзовыми болтами, медленно приоткрылись, пропуская в ночную сырь тускло-оранжевую полосу света.

– Прикажите накормить кучера, задать корм лошадям и нагреть побольше воды, – не обращая внимания на опешившую прислугу, распорядился офицер и, не снимая плаща, с которого ручьилась вода, решительно подошел к дворецкому. – Отчего молчите? Граф у себя? – держа на руках младенца, строго повторил ночной гость.

Отозвался сам хозяин. Не входя в холл, он вполоборота царапнул, точно гвоздем, недовольным взглядом офицера, которого счел за одного из докучливых просителей, и жестко вопросил:

– Извольте объясниться. Не имею чести знать вас. Что вам угодно в такой час?

– А чем он плох? Ротмистр Нижегородского полка Лебедев, Аркадий Павлович, – сухо и деловито рекомендовался непрошеный визитер, по-военному щелкнув каблуками. – Итак, граф. Могу ли я рассчитывать быть принятым?

– Ваша фамилия мне ни о чем не говорит, сударь. Я что, должен обрадоваться или склонить голову? – Пышные посеребренные сединой бакенбарды недобро дрогнули, слабая тень приветливости окончательно сошла с лица графа.

В длинном, в пол, английском халате, заложив руки за спину, он нетерпеливо прошелся по холлу и, не глядя на Лебедева, надавил:

– Так я жду, черт возьми!

– Мое имя, возможно, и неизвестно вам, ваше сиятельство, – с едва уловимой насмешкой прозвучал ответ, – однако имя его высочества великого князя Михаила…

– Михаила?.. – отступя на шаг, взволнованно прервал Холодов.

Задавая вопрос, старик уже отчетливо знал, от чьего имени послан к нему гонец. Важность и сановитая хмурь исчезли с его лица, оно покрылось почтительной бледностью, пальцы, сверкнув перстнями, сами поднялись к груди, из которой вырвался вздох изумления. Следующим порывистым движением обе руки крепко обняли посланника, и седые усы прикоснулись к сырой щеке офицера.

– Бог мой, так неожиданно! Что слышно из столицы? Как Великий Князь?

– Ничего, что могло бы его компрометировать, ваше сиятельство. Разве…

– Так сей… l'enfant4… сей b^atard5… – Глубоко запавшие глаза графа озарил всполох догадки, когда он помогал дворецкому принять из рук Лебедева изящный короб с младенцем.

– Да, ваше сиятельство. Но довольно. У нас мало времени. Прошу проводить меня в кабинет. Есть неотложные бумаги, которые его высочество велели вам передать.

– Mais, 'evidemment6– Старик в знак согласия кивнул и, как-то двусмысленно косо посмотрев на посланца из-под густых бровей, обронил: – Будете в церкви, поставьте Всевышнему большую свечу. Да, да, не удивляйтесь… за то, что так просто отделались. В наших местах, – он снова посмотрел через плечо на Лебедева, – и кресты на могилах…стоят по-особенному. Что ж, извольте следовать за мной.

Граф, по-птичьи склонив голову, зашлепал разношенными старомодными туфлями по тусклому, давно не вощенному паркету холла, но у камина замедлил шаг и взял со столешницы трехпалый шандал.

– Ныне уж поздно. Жена моя, Татьяна Федоровна, недавно легли. Теперь, верно, почивают. Так что не обессудьте.

– Полноте, граф, я не барышня. Дозвольте помочь вам. – Лебедев, уважая старость, потянулся было к бронзовому шандалу, но Холодов придержал его.