Железный замок

Всё то же самое. Враг коварен и вероломен, наши солдаты не поддаются на провокации, но их терпение заканчивается, Его Превосходительство мудр и снова всех перехитрил при помощи тщательно разработанного плана. Никакого кризиса нет, уменьшение заработной платы ударит в первую очередь по крупным бизнесменам, а простой народ только заживёт припеваючи. Наша армия сильна, а дружинники – святые люди, готовые положить жизнь, защищая Дом Армстронг. А уж если не получится ни у армии, ни у дружинников – не беда, ведь наши ракеты самые ракетные и обеспечат нам надёжную защиту от орд с юга...

Табас обернулся и посмотрел на город, который скоро должен был остаться за спиной. Юноша, как недавно в своей коммунальной квартире, старался его запомнить. Зарисовывал, впечатывал в память прямые лучи центральных проспектов и лабиринты окраинных спальных районов, лежавших как на ладони. Цветную многоэтажку элитного комплекса апартаментов и массив безликих типовых домов. Почти пересохшее русло канала, пронизывавшего город и уходившего на север, к приполярным морям. Коричневую кляксу водохранилища и зелёные леса рядом.

Снова Табас разволновался. Мать оставалась где-то там, посреди всего этого моря бетона. Что будет с ней, когда заваруха начнётся?..

Выпуск новостей закончился, лай диктора сменился приятной музыкой. Город скрылся за поворотом, машина выехала на широкую трассу, ведущую на юг – древнюю, прямую, как стрела, и пустынную. Через лобовое стекло Табас мог видеть дорогу на много километров вперёд.

- Приключение началось, - пробубнил он себе под нос и, опустив спинку кресла, откинулся и закрыл глаза.

16.

Люди. Множество людей. Бескрайняя река, текущая в обе стороны.

По правой полосе, на которой не ехал, а время от времени дёргался, силясь проскочить ещё пару метров, микроавтобус экспедиции, люди шли в сторону Митоми.

В новеньком, не запачканном серо-зелёном камуфляже с нашивками Дома Армстронг и неразношенных сапогах. Свежесформированные роты, батальоны и полки, состоявшие полностью из зелёных новобранцев, запрудили всю дорогу, но это было не то грандиозное и вдохновляющее зрелище, что показывали в новостях.

Во-первых, почти не было техники. Солдаты двигались на своих двоих, реже в кузовах грузовиков, как военных, тёмно-зелёных, так и гражданских, очевидно, реквизированных под нужды армии.

Бескрайние танковые колонны, стройные ряды тягачей с артиллерийскими орудиями, новенькие грузовики – всё это можно было увидеть лишь в пропагандистских передачах и на огромных агитационных баннерах, висевших на рекламных щитах.

Вместо них использовались, в основном, гужевые повозки, запряжённые лошадьми. Солдаты-везунчики ехали на велосипедах. Удручающее зрелище.

Во-вторых, тут не было улыбающихся здоровяков-парашютистов. Солдат было много, даже очень, но выглядели они не слишком уж хорошо. Худые подростки, на которых форма висела, как на вешалке, седые мужчины – пусть ещё не старики, но всё равно далеко не в расцвете сил. Вся эта орда давным-давно замученных жарой и долгой ходьбой призывников медленно тащилась вперёд, несмотря на вялые попытки таких же усталых командиров заставить их идти быстрей.

Вырванные из привычной среды обитания, перепуганные, потерянные, отупевшие от жары и пыли, не знавшие, что их ждёт дальше.

Мысли у Табаса в голове бродили самые мрачные. Не хотелось думать о том, что будет, когда начнётся война. Весь этот сброд, торопливо мобилизованный и подготовленный в духе «ствол тут, патроны пихать сюда, жмёшь на курок и оно стреляет» либо разбежится, либо поляжет, причём, как бы грустно это ни звучало, второй вариант был куда вероятнее. Краем уха во время санитарной остановки Табас слышал, что Добровольные Дружины будут размещать на дальних позициях – для того, чтобы они своим присутствием вдохновляли мобилизованных пацанов и мужиков на чудеса стойкости и героизма во имя Дома Армстронг и лично Его Превосходительства.

По левой полосе, отгороженной невысоким потемневшим от времени металлическим бортиком, шли беженцы. Пешком: видимо, любой транспорт, вплоть до тех же велосипедов, был конфискован военными.

Серые от пыли женщины с детьми да дряхлые старики. Тащили всё, что успели спасти: тюки с тряпьём, бытовую технику, разное барахло. В тележке у одной из тёток Табас заметил лежавшую поверх всех остальных вещей огромную хрустальную люстру. Её хозяйка с некрасивым толстым красным лицом бережно катила тачку и визгливо орала на всех, кто имел неосторожность её толкнуть.

Эта полоса, в отличие от правой, занятой военными, была не одноцветной, серо-зелёной, а пёстрой, как карнавал, на который смотрят в детскую игрушку-калейдоскоп. Взгляд ни за что не цеплялся, от постоянного созерцания этой толпы Табаса начало укачивать, и он отвернулся.