Железо и кровь. Франко-германская война

Правый фланг французов рухнул. Гвардейцы из корпуса Бурбаки, наконец-то направленные на помощь Канроберу, появились слишком поздно и вынуждены были отступать вместе с остатками 6-го корпуса. Отход увлек за собой и части 4-го корпуса. Тем не менее, артиллерийский резерв гвардии своим беглым огнем смог заставить противника отказаться от преследования. С наступлением ночи Базен вынужден был признать свое поражение.

Тем временем на фронте 1-й армии события по-прежнему развивались не лучшим для немцев образом. Несмотря на то что король и Мольтке переместились в Гравелот позади правого фланга, повлиять на ход боя шефу Большого генерального штаба не удалось. Впрочем, он считал, что судьбу сражения решат действия 2-й армии, и с нетерпением ожидал новостей от Фридриха Карла. Впоследствии Мольтке будут критиковать за то, что в этот момент он не находился на ключевом левом фланге. На деле решение переместиться от Флавиньи ближе к Штайнмецу было правильным: у 2-й армии были выше шансы победить, но именно на фронте 1-й армии существовал риск серьезного поражения. C Фридрихом Карлом поддерживалась связь — при его штабе находился Бранденштайн, кроме того, Мольтке дважды в течение дня отправлял к нему Верди[347].

С легендарным спокойствием Мольтке контрастировала нараставшая нервозность короля. «Почему они не продвигаются вперед?» — спросил монарх своего паладина. «Они героически сражаются за ваше величество!» — ответил Мольтке. «Это я и сам знаю», — буркнул король[348]. В этот момент французы нанесли еще один контрудар по передовым подразделениям VII и VIII корпусов. Хотя в целом атака была отбита, местами среди немецких солдат возникла паника. Подразделения перемешались, многие солдаты отбились от своих частей и остались без командиров. «Французская артиллерия открыла сильный огонь, — писал в своем дневнике Бронзарт, — который затронул также королевскую свиту, где несколько человек получили ранения. Несколько повозок с боеприпасами начали быстро отступать по шоссе, за ними последовали отбившиеся от своих частей пехотинцы, рядом с нами кавалерийская дивизия тоже отошла назад, а вместе с ней и главная квартира. Это был не слишком счастливый момент»[349]. Находившиеся рядом с королем офицеры уже продумывали пути отхода.

Когда в семь часов вечера к полю боя подошел II армейский корпус, Вильгельм I приказал бросить его в бой. Решение было явной ошибкой, и шеф Большого генерального штаба возражал против него. Но старый монарх закусил удила; главнокомандующим здесь был он. Мольтке дал выход своим эмоциям, направившись ближе к полю сражения, чтобы лучше увидеть складывающуюся обстановку. Из этого события впоследствии родилась легенда, что он лично повел в атаку II корпус.

«Было бы правильнее, если бы находившийся тут начальник Генерального штаба воспрепятствовал этому наступлению в столь поздний час. Совершенно нетронутая отборная часть могла быть весьма желанной на следующий день, а в этот же вечер она одна едва ли могла произвести решительный переворот», — написал Мольтке впоследствии[350]. II корпус подошел бы к полю боя значительно позднее, если бы не усилия его командира, генерала фон Франзецки, который хотел любой ценой поучаствовать в сражении.

Вечерняя атака II корпуса могла бы войти в военную историю как эталон бессмысленности. Мало того, что его частям так и не удалось продвинуться дальше Сен-Юбера; они еще и оказались вовлечены в перестрелку с находившимися здесь перемешавшимися подразделениями 1-й армии. Перед французами вновь открылась блестящая возможность нанести врагу чувствительный удар. Однако они опять проявили осторожность; подход II корпуса, заметный издали, был принят за появление мифической «резервной армии прусского короля». В конце концов, перед ними была поставлена оборонительная задача, и ни один французский командир не рискнул проявить инициативу. «Такая армия не заслуживала победы», — жестко, но справедливо отмечал Майкл Говард[351].

«Дружественный огонь» удалось быстро остановить, однако с наступлением ночи перед позициями левого фланга французов скопилась неуправляемая масса прусской пехоты, неспособная к каким-либо действиям. Только под покровом темноты части трех корпусов удалось отвести к Гравелоту и перегруппировать.

Король вместе со своей свитой находился в районе Резонвилля, когда на поле боя опустилась ночь. После увиденной паники настроение у монарха и его спутников было мрачным, тем более что никакой информацией они не владели; Мольтке находился ближе к полю боя, в Гравелоте. Когда на окраине Резонвилля появился Бронзарт, кто-то из окружения короля воскликнул: «Благодарение Господу! Там — офицер Генерального штаба!»[352]