Железо и кровь. Франко-германская война

Позиция Вильгельма I играла в этих событиях большую роль. Прусский монарх, несмотря на свою личную храбрость, не обладал многими качествами, необходимыми полководцу. Ему не хватало ни твердости, ни решительности, ни выдержки. Отсутствие явных успехов вызывало у него пораженческие настроения. В критические моменты сражений при Кениггреце и Гравелотте он не выдерживал психологического давления и впадал в некое подобие тихой паники. И теперь, в конце осени, им вновь начал овладевать пессимизм. Спокойствие Мольтке теперь раздражало его; заверениям штабных офицеров по поводу того, что все идет по плану, он не доверял. Дело дошло до того, что в конце ноября он направил своего адъютанта графа Вальдерзее в штаб 2-й армии с заданием ежедневно лично докладывать ему о происходящем. «Настал решающий момент кампании, — заявил король Вальдерзее. — Я всегда предупреждал об этом, но эти господа всегда все знают лучше меня и считают, что война окончена»[1076]. Под «этими господами» подразумевался, конечно, Большой генеральный штаб. «Он снова мрачно смотрит в будущее, и нам приходится ободрять его и придавать ему мужества», — писал прусский кронпринц о своем отце в начале января[1077]. Помимо всего этого, король оказался неспособен примирить своих конфликтующих паладинов — едва ли не самый главный упрек, который можно было бы предъявить ему как верховному главнокомандующему.

5 декабря Мольтке через парламентера проинформировал Трошю о поражении французских армий на юге, надеясь, что эта информация ускорит капитуляцию Парижа. Бисмарк немедленно обратился с жалобой к королю — Мольтке лезет в дипломатические дела, кроме того, последний лейтенант располагает большей информацией, чей он, канцлер! Он потребовал права присутствовать на всех военных докладах и, кроме того, быть посвященным во все планируемые операции. Вмешательство военных в политические дела возмущало канцлера: «Господа военные ужасно осложняют мне жизнь! — писал он супруге. — Они тянут одеяло на себя, все портят, а отвечать приходится мне!»[1078] В конце концов он даже заявил, что уйдет в отставку, если ситуация не изменится[1079]. «Граф Бисмарк, похоже, начинает окончательно превращаться в пациента сумасшедшего дома», — комментировали действия канцлера офицеры Генерального штаба[1080].

Разногласия по конкретным вопросам тесно переплелись с личными антипатиями. Прусский кронпринц и Мольтке были в основном солидарны в вопросе обстрела Парижа, однако Фридриху Вильгельму совершенно не импонировали идеи тотальной войны до полного уничтожения одного из противников. В этом он был солидарен с Рооном, однако военный министр и кронпринц активно перекладывали друг на друга вину за затягивание подготовки к обстрелу французской столицы[1081]. Мольтке, как, впрочем, и Бисмарк, подозревал, что кронпринц находится под влиянием своей жены — английской принцессы и является проводником «британских интересов». Король спорил с Бисмарком по политическим вопросам и одновременно по мере затягивания конфликта терял доверие к Мольтке. Периодические трения возникали между Большим генеральным штабом в Версале и командованиями германских армий… Это перечисление можно продолжать бесконечно. «Даже в высших военных кругах, — писал своем дневнике великий герцог Баденский, — иногда ведется тайная война. Один осложняет другому работу или отдает распоряжения, перечеркивающие приказы другого. Бывает, что мнение по какому-либо вопросу формируется на основании не деловых, а личных соображений. В итоге один возражает другому только потому, что не хочет признать его правоту. Возникает масса мелких интриг, которые можно понять, только точно зная отношение соответствующих персон друг к другу. Чтобы решить какой-либо вопрос, приходится совершать множество комбинаций личного характера, дабы что-то вообще продвинулось вперед. Тот, кто не знает этого и, будучи уверенным в правоте своего дела, упускает подобные меры предосторожности, терпит крах»[1082]. Усилению разногласий способствовала и все более ощутимая к концу года усталость от войны в германских государствах.

Однако по другую сторону линии фронта все было еще хуже. В Париже правительство «национальной обороны» действовало в условиях постоянной угрозы революции. По сути, положение Трошю в этом плане мало чем отличалось к концу года от положения Наполеона III. За пределами оккупированной немцами территории энергичные молодые лидеры, стремившиеся продолжать войну любой ценой, находили все меньше поддержки. За их действиями скептически наблюдали другие члены правительства, а местные власти нередко просто игнорировали их распоряжения.