Железо и кровь. Франко-германская война

Глава 6 Москва — Иерусалим

Первые поражения не нанесли фатального урона французской армии. Куда более тяжелыми были их как внешне-, так и внутриполитические последствия. Во-первых, потенциальные союзники Франции еще больше укрепились в стремлении придерживаться нейтралитета. Это позволило пруссакам в первых числах августа начать переброску на театр военных действий трех оставленных в резерве корпусов.

Во-вторых, в Париже сводки с театра боевых действий вызвали бурю возмущения. 9 августа пало министерство Оливье; новым главой правительства стал генерал де Монтобан, получивший в 1860 г. титул графа Паликао за свои военные успехи в войне против Китая. Было провозглашено принятие экстренных мер, включавших в себя призыв под знамена 450 тысяч человек и немедленное формирование 12-го и 13-го корпусов. Планы десантной операции были сданы в архив, морская пехота направлялась на усиление сухопутной армии.

В Меце известия о поражениях 6 августа были получены в тот момент, когда император планировал сосредоточить силы и стремительно обрушиться на одну из германских армий. Услышав неприятные новости, тяжело больной Наполеон III впал в депрессию и фактически переложил ответственность на своих командиров, совершенно не готовых к тому, чтобы принять подобный груз. Штаб армии не мог в полной мере стать центром решений, он попросту не имел полной картины: значительная часть важнейшей информации, ряд донесений командиров и разного рода секретных агентов по-прежнему шли в обход него к императору. Многие распоряжения и доклады отдавались и принимались последним устно и никак не фиксировались[282]. В критический момент наверху возник «вакуум власти», имевший фатальные последствия. Командиры корпусов не понимали, от кого они должны ждать приказов — от Базена или от Наполеона III.

Было очевидно, что армию необходимо сконцентрировать; однако движение корпусов Мак-Магона напрямую к Мецу, перед носом у наступавших немцев, было слишком рискованным. Более реалистично выглядело отступление обеих армий на запад, в район Шалона — однако с политической точки зрения этот отход был чреват новыми потрясениями в столице. Поэтому император отменил уже принятое решение об отступлении из Меца, что привело к новой неразберихе. В результате поспешного отхода к 9 августа четыре корпуса левого крыла французской армии оказались сосредоточены в районе Меца, представлявшего собой сильную крепость, окруженную кольцом фортов и располагавшую большими запасами. Сюда же из района Шалона был переброшен 6-й корпус. Для этих сил Мец играл роль своеобразного магнита: сильная крепость предоставляла надежное убежище, а сосредоточенные в ней большие запасы военного имущества при отступлении пришлось бы оставить.

Германское командование также должно было принять новые решения. Еще 4 августа Мольтке предполагал, что французы займут жесткую оборону на рубеже реки Саар[283]. Теперь он считал, что противник попытается объединить свои силы для решающего сражения в глубине французской территории, в районе Сарребура[284]. Вскоре, однако, выяснилось, что это не соответствует действительности; более вероятным стал казаться отход противника за Мозель.

Однако организовать немедленное наступление не получилось. Сначала следовало завершить развертывание 1-й и 2-й армий на рубеже Саара — задача, на решение которой ушло несколько дней. Только 9 августа Мольтке отдал приказ германским армиям о возобновлении наступления. 3-я армия должна была двигаться на запад, в направлении Нанси, преследуя части Мак-Магона. 1-я и 2-я армии должны были двинуться в южном направлении и установить контакт с 3-й армией; следовало не допускать дальнейшего пересечения их маршрутов[285].

Однако добиться строгого исполнения приказов было непростой задачей, учитывая, что Штайнмец демонстрировал все меньше желания прислушиваться к Мольтке. Шеф Большого генерального штаба вынужден был неоднократно напоминать командующему 1-й армией о необходимости своевременно докладывать о своих действиях. «Я боюсь, старый Штайнмец не останется надолго на своем посту, — писал генерал-интендант армии Штош в дневнике 11 августа. — Вчера я прискакал в Фёльклинген, потому что он хотел поговорить со мной. Его там не было, и никто не знал, где он. На него все жалуются, что он не слушает никого, уклоняется от общения с вышестоящими инстанциями и хочет все делать в соответствии с тем, что подсказывает ему своенравное старческое слабоумие. Начальник его штаба Шперлинг из-за этого в таком отчаянии, что боится не выдержать подобного положения дел чисто физически»[286]. В тот же день Мольтке устроил Штайнмецу в письменном виде настоящую выволочку, в резкой форме потребовав оперативно докладывать о своих действиях и прекратить наконец использование дорог, предназначенных для 2-й армии[287].