Железо и кровь. Франко-германская война

Контроль со стороны германского верховного командования осложнялся и тем обстоятельством, что Мольтке и его штаб находились сравнительно далеко от полей сражений. 7 августа главная квартира переместилась из Майнца в Хомбург, а 9-го — в Саарбрюккен; однако лишь несколько дней спустя верховное командование приблизилось к армиям на расстояние, позволявшее ему оперативно вмешиваться в боевые действия. До этого, несмотря на наличие телеграфной связи, скорость передачи информации оставляла желать лучшего, и поступавшие от Мольтке приказы часто устаревали. В пылу боя командные инстанции часто забывали докладывать о происходящем «наверх». Новость о сражении при Саарбрюккене 2 августа была получена в главной квартире благодаря тому, что один из телеграфистов Франкфурта-на-Майне решил непринужденно поболтать со своим саарбрюккенским коллегой; полученная в ходе этого частного разговора информация показалась ему настолько важной, что он поспешил передать ее военным. Донесений из 1-й армии, части которой участвовали в бою, в генеральном штабе так и не дождались[267]. 8 августа Мольтке был вынужден в достаточно жесткой форме напомнить штабам армий о необходимости оперативно докладывать о происходящем.

Верди рассказывал впоследствии о том, как среди ночи поступило донесение о сражении у Вёрта. Начальники отделений в ночных рубашках, захватив топографические карты, отправились к генерал-квартирмейстеру фон Подбельски, а затем вместе с ним — к Мольтке, который благополучно спал. «Когда мы вошли в спальню, зрелище, явившееся взору пробуждающегося, оказалось весьма своеобразным. Поднимаясь с кровати, он, видимо, сначала не мог понять, во сне все происходит или наяву. Впрочем, и вошедшим высокий тонкий силуэт в ночной одежде напоминал привидение, (…) когда ясный лунный свет сконцентрировался на его голове классической формы. В таком положении и в таких костюмах был сделан доклад»[268]. Вновь старая история — поздравления с победой, со всеми распоряжениями согласен, и даны хорошие советы, которые давно уже выполнены», — раздраженно писал в своем дневнике 8 августа начальник штаба 3-й армии Блументаль, получив очередное (и уже успевшее устареть) послание от Мольтке[269].

Серьезной проблемой для обеих сторон оставалась разведка. Военачальники имели в лучшем случае весьма приблизительное представление о местонахождении противника; зачастую не было и этого. Кавалерия откровенно не справлялась с разведывательными задачами; после сражения контакт с противником каждый раз терялся, и в штабах снова не знали, где его искать. Достаточно сказать, что одним из важнейших источников информации о действиях вражеской армии являлись газеты нейтральных стран (в первую очередь английские и бельгийские). Так, отступавших после поражения при Шпихерне солдат Фроссара практически не преследовали; немцы знали лишь, что французы, похоже, отошли куда-то в район Меца. Для самих французов появление немцев на поле боя всегда оказывалось неожиданностью; организовать сколько-нибудь внятную систему форпостов им не удавалось на протяжении всей кампании.

Не лучшим образом показала себя и система медицинского обеспечения. Уже 8 августа прусский кронпринц с тревогой отмечал в своем дневнике: «Раненых так много, что персонала для ухода за ними не хватает, несмотря на то что число врачей-добровольцев и сестер милосердия растет с каждым днем»[270]. Справедливо полагая, что штатные структуры просто не справятся со своевременной эвакуацией раненых и уходом за ними после крупных сражений, немцы широко привлекли добровольцев — в первую очередь орден иоаннитов, а также так называемых «добровольных санитаров», задачей которых была транспортировка раненых. Общая численность этих добровольцев составляла около 7 тысяч человек[271].