– Тобой пытались растопить печь? – раздался знакомый голос снаружи. Вохитика извернулся, чтобы увидеть говорящего, и обомлел. Напротив сыродутного горна возвышался Поганьюн.
– Я… я не отвечал за… Они меня… Э-э… – растерялся Вохитика, испытывая по своему обыкновению оторопь и беспомощность при виде этого человека. Зачем он проделал такой длинный путь на ночь глядя? Чтобы наведаться к нему ради новых издевок? – Меня обвиняют в убийстве Посланников… А ты почему здесь?
Поганьюн неторопливо осмотрелся и со свистом втянул в себя посвежевший от тишины воздух. Опустившись на корточки, чтобы сравнять уровень их лиц, он вперился в него немигающими глазами. Те не были теплыми и наигранно дружелюбными, как раньше. Но и жестокость, как в мгновения его издевательств над Вохитикой, они тоже сейчас не источали.
– Эх, Вохитика… – вдруг исторг он. – Нельзя же быть таким…
– Каким? – пролепетал подросток.
– Неприспособленным… Как же ты дожил до своих рубежей? Кто тебя воспитывал?
– Мой отец – резчик по…
– Да знаю я, знаю… – вяло ухмыльнулся Поганьюн. – Никчемный у тебя папаша… Уж прости за такую откровенность…
Вохитика насупленно промолчал.
– Я на карьере уже очень много зим, и потому давно научился распознавать чужое воспитание по одному лишь беглому взгляду на новенького… Это очень неприветливое место, и паренькам, которых воспитывали тряпки, вроде твоего отца, здесь не суждено выжить… – продолжал горняк-тактик. – На что он надеялся, когда отправлял тебя сюда? Знал ли он хоть что-то об этом месте не по одним только слухам? М?
– Он предупреждал, что не стоит связываться… Да почти ни с кем!.. – выпалил Вохитика. – Но па не объяснял, почему именно… Он просто наказал держаться подальше от плохих людей!.. Но кто такие плохие люди?! Как это понять?! Я не знал, что па вкладывал в это слово, пока собственными глазами не увидел и не прочувствовал… Насколько действительно плохими могут быть… Некоторые люди…
Поганьюн грустно улыбнулся своим тонким ртом.
– И конечно же, твой отец не подсказал, как противостоять плохим людям?
– Он… – споткнулся мальчик. – Он считал, что их можно избегать…
– Ну и как, получается?
– Не особо.
– Не вини себя за это. Избежать плохих людей на карьере невозможно. Если твоему отцу это как-то удавалось в племени, то лишь потому там есть возможность спрятаться в собственном вигваме… А здесь нам где прятаться друг от друга-то? Что делал твой отец, когда его припирали к стенке?.. Видел хоть раз?
Вохитика помедлил. Он не понимал, чего добивается Поганьюн. Это опять какая-то уловка. Сейчас он выскажет ему правду, и тот ее как-то использует для того, чтобы снова задеть, унизить или причинить боль.
– Видел.
– И что он делал?
– Ничего.
Поганьюн тяжело выдохнул и поник головой. Его взгляд был полон странного и в общем-то чуждого ему сопереживания.
– Все, что я делал с тобой, – проговорил он, – это всего лишь пытался выковать из тебя мужчину… Но ты противился… Почему? Впрочем, теперь я знаю… Эх, Вохитика…
Поганьюн снова удрученно покачал головой. Вохитика заворожено наблюдал за ним, почти позабыв, насколько ему ломило спину и конечности.
– А что я должен был сделать? Оскорбить тебя в ответ? – осторожно спросил он. – Напасть на тебя?
– Если в племени кулаками еще можно помахать, то на карьере это уже будет крайне плохой идеей… Сам теперь видишь, к чему приводит одно лишь подозрение на драку. – Поганьюн тронул желтым ногтем осыпающуюся стенку темницы, в которой был заперт Вохитика. – Когда дерутся настоящие мужчины здесь, на карьере, людям со стороны кажется, что не происходит ничего – ни один мускул не приходит в движение, никаких глупых выкриков и угроз… Порой одного взгляда в нужное время и в нужном месте оказывается достаточно, чтобы сокрушить противника даже сильнее, чем добрым ударом кулака… Только так здесь выясняют отношения, Вохитика… Только так можно стать одним из нас…
Вохитика слушал его с полураскрытым ртом.