Железом и кровью

 Чёрные ве-э-тры
 Да чёрные ту-у-чи
 На склоне Пау-учьем,
 Ой, да на Пау-учьем!

 Долго ль ли бу-удем
 Мы други страдать ли?
 Долго ль ли бу-удем
 Терпеть? Такова судьба-а ли?

И вот вдоль костров понеслось:

 А у братца да стар-ршого
 Будет высока моги-ила.
 У малого, да у втор-рого
 Лишь земля не ми-ила.
 Далече моги-ила!
 Далеко, что ска-ажешь!
 Но сироты детки
 Не увидят да-аже!
 Не узнают они, эх-х
 Где лежат отцы-ы их.
 Потому как нас вже-е
 Травы густы скры-ыли.

Егор снова закрыл глаза рукой, а из Орешка донеслось:

 Там земля не пахана,
 Ой, не пахана!..

Все ребята у костра молчали. Лица их посерьёзнели. Уже никто не подшучивал, не подтрунивал друг над другом. Завтра день обещал быть трудным. И ужасным.

Я прилёг на спину и чуть прикрыл глаза. Мне показалось, что лишь на секунду.

И снова откуда-то выплыло странное воспоминание, словно картина из далёкого-далёкого полузабытого прошлого: пылающий корабль, чьё-то тело, пронзенное стрелами насквозь…

Это моё тело.

Капли дождя падали на лицо. Во рту был солоноватый привкус.

Кто-то наклонился надо мной и прошипел, будто змея:

— Ж-живо-ой! Тяните его на кора-абль. Ж-живо-о. Мож-жет, ещ-щё успе-ем.

Я ничего не видел. Дождь заливал глаза, да ко всему ещё они сами закрывались от огромной усталости…

Ночь… прохлада… высокие колоны… под ними сотни свечей… пахнет миррой и ладаном… рядом кто-то стоит… и ещё кто-то… их много… они молчат… стоят и смотрят… словно не живые…

Мертвецы… Искры погибших… как их тут много… орки… гибберлинги… даже эльфы… все стоят и смотрят в темноту бесконечной залы…

Свечи тихо потрескивают… кто-то идёт… я вижу лишь размытое белёсое пятно… он ближе… ещё ближе… шаркают старческие ноги… покашлял чуть-чуть…

Это гоблин…

— Ещё один, — недовольно проворчал он. — Как звать-то? Молчишь? Все поначалу молчат. Вон их сколько… Стоят, как статуи…

Его смешок эхом унёсся в темноту.

— Пошли, буду тебя записывать… Как там, говоришь, зовут? Сверр?..

— Бор! — кто-то тронул моё плечо.

Я подскочил, как ужаленный.

Рядом стоял Бернар.

— Ты чего здесь. Ночь уже, — говорил эльф.

Я огляделся: затухший костёр, где-нигде видны полусонные стражники, луна вышла из-за ночных облаков, заливая мир серебром.

— Где я? — мой вопрос так удивил Бернара, что тот даже отпрянул назад. — Где они?

— Кто?

Я молчал, оглядываясь по сторонам.

— Пойдём в шатёр, — позвал эльф.

Разум медленно возвращался в этот мир.

— Послушай, Бернар, — глухим голосом спросил я, — ты сам-то веришь в перерождение и возвращение…

— Что — эльф крайне удивился, но чуть оправившись ответил: — Ну, я же служитель Церкви Света!

— А ты сам хоть раз видел возвратившихся оттуда? — спросил я, вытирая вспотевший лоб.

Несмотря на холод, мне было очень жарко и даже душно.

Эльф молчал. Он изучающе смотрел на меня, а потом нехотя ответил:

— Однажды… однажды я видел такого…

— И как он?

— Он был… был… очень странным…

Эльф прищурился и замолчал.

— Почему мы боимся умереть, если верим в бессмертную Искру? Верим в наше перерождение?

Эльф смотрел на меня и не произносил ни слова.

— Мне привиделось чистилище, — сказал я. — Страшное… неприятное… Наверное из-за того, что там нет никого, кого бы я знал. Ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестёр…

— А они вообще у тебя есть?

— Почему ты так спросил?

— Ты ведь, Бор, никогда, даже вскользь, не упоминал о них.

— Возможно… возможно…

— Негоже тебе сегодня быть одному, — вдруг заявил Бернар, приближаясь.

— Почему? — чуть откашлявшись, спросил я.

— Не знаю, — вдруг пожал плечами эльф. — Не знаю… Но, чувствую, что негоже… Сегодня, говорят солдаты, на Гадючьем плато видели единорога…

К чему он это сказал?

Бернар задумчиво вздохнул и снова повторил:

— Единорога… Белого, как луна… как серебро… Мне кажется, что он кого-то искал… или ждал… Понимаешь?

— Нет, — честно ответил я.

Эльф посмотрел куда-то вдаль в сторону Гадючьего плато.

— Единороги приходят, чтобы отвести Искру в чистилище… Или вернуть её назад… А тут белоснежный… Зелёная молодёжь хотела на него поохотиться. Слава Тенсесу, им этого не дали. А то случился бы непоправимый грех…

Бернар был странно взволнован. Я последний раз его таким видел на том безымянном острове у джунского Светоча. Эльф тогда тоже что-то несуразное бормотал.

— То был единорог, принадлежавший Мишель ди…

— Единороги никогда и никому не принадлежат! — резко ответил Бернар. — Они сами находят себе… себе… тех, кто им…

Тут эльф совсем растерялся и испугано посмотрел на меня.

— Бернар? — осторожно позвал я его.

— Что? — эльф медленно «вернулся» в это мир.

— Что с тобой?

Бернар ставился на меня, а потом пробормотал:

— Святой Арг… серебряный… Вот что, Бор, пошли-ка, друг. Негоже сегодня быть одному… негоже…

И мы не спеша пошли прочь…

13