Желябов

"Последовал ряд собраний для обсуждения плана нападения, места, времени, средств нападения, распределения сил и т. д. Вызванные из разных дружин, члены данной группы должны были ознакомиться между собой, сблизиться, возыметь доверие друг к другу. На это, впрочем, требовалось немного времени; больше времени уходило на ознакомление группы со средствами нападения, в частности, с метательными снарядами. С этой целью на собрании являлся техник; он подробно разбирал разные системы снарядов: указывал все за и против каждой системы; знакомил с условиями пользования ими. На некоторых из таковых собраний был я. Боевую группу Желябов сформировал из добровольцев. В группу вошли: тихвинский мещанин Рысаков, 19 лет, студент, рабочий-котельщик Тимофей Михайлов, 21 года, студент Гриневицкий, 24 лет, сын псаломщика Емельянов, 19 лет, сын крестьянский Желябов, дворянка Перовская, словом, были представлены все сословия. Предполагалось: если не удадутся взрыв на Садовой и метание бомб, Желябов с кинжалом бросится и умертвит царя.

Но разве не поступили ошибочно Исполнительный комитет и Андрей Иванович, привлекши к такому делу, как цареубийство, девятнадцати- и двадцатилетних юношей? Последующие события показали, что в этом была допущена ошибка. Недаром Александр Михайлов в своем завещании просил товарищей не посылать слишком молодых людей "в борьбу на смерть". Желябов, хотя и умел разбираться в людях и определять им цену, отличался, однако, порою и большой доверчивостью. Он слишком поверил Рысакову, который "рвался" в дело. Разумеется, Желябов нашел бы и более преданных и возмужалых народовольцев, чем Рысаков и Емельянов; но Исполнительный комитет уже отдал для цареубийства таких людей, как Перовскую, Богдановича, Якимову, Фигнер, Фроленко, Суханова. Нельзя было бросать всех видных работников в дело.

Именно по этим соображениям Андрей Иванович отвел Желвакова, который тоже просился в метальщика. Предполагалось, что под руководством опытных и испытанных боевиков юные революционеры сумеют достойно выполнить поручение. Стойкость и мужество их предварительно проверялись. Например, в конце 1880 г. были получены типографские принадлежности. Предстояло взять их с почты, что было сопряжено со значительным риском. Опасный груз предложили оставить на конспиративную квартиру Рысакову. Рысаков удачно справился с поручением. Спустя некоторое время ему дали вторую накладную, он и на этот аз не оплошал. Наконец, Рысаков был намечен только третьим метальщиком.

Что представляли собою метательные снаряды? Кибальчич на суде о них рассказывал:

— Я предлагал несколько типов, метательных снарядов, отличавшихся между собой по приспособлению для получения огня, сообщающего взрыв динамиту, и только в последнее время придумал данную форму снаряда. Огонь по стопину передается моментально и, следовательно, взрыв должен произойти в то мгновение, как только снаряд ударится о препятствие… (Из показаний Н. И. Кибальчича).

О днях, проведенных Желябовым перед 1 марта, мы таем мало. Суханов впоследствии на суде показал: и двадцатых числах февраля он, по предложению Желябова, стал ходить в лавку Кобозева и там работать. 24 февраля Андрей Иванович приводит в лавку для работы своего друга Тригони.

26 февраля у Желябова был Меркулов и по его получению отвез в лавку несколько холщевых мешков. Желябов и этим занимался.

27 февраля Меркулов встретился с Желябовым у Тригони. Тригони говорил Желябову, что в лавке работа встречает затруднения.

— Пожалуй, еще не поспеем,

Меркулов получил от Желябова большую бутыль, фунтов 10 весом, завязанную в мешок; бутыль надо было доставить в лавку сыров.

По этим отрывочным сведениям можно судить, на сколько разнообразна была в эти дни деятельность Андрея Ивановича.

Нет, он отнюдь не чувствовал себя в тупике.

АРЕСТ

В конце января в Петербург приехал член Исполнительного комитета М. Тригони, сверстник и друг Желябова еще с гимназической скамьи. Тригони заметил за собой наблюдение. Он знал, что его ищут и Крыму, но мер нужных не принял, надеясь на звание помощника присяжного поверенного. Наблюдение потом как-будто прекратилось, но 25 февраля Тригони обратил внимание на своего соседа, отставного капитана во флотской форме. Капитан юлил перед Тригони, был необычайно и подозрительно предупредительным. 27 февраля Тригони в половине седьмого вечера возтвратился домой от Суханова. Спустя полчаса вошел Желябов.

— У тебя в квартире, — сказал он, — кажется, полиция… Тригони вышел в коридор, был схвачен и отведен в пустой номер[90].