– Ты не находишь, что это жестоко? Джастина вспомнила, как она срочно уехала тогда из Лондона, оставив Питера в полном неведении и все эти годы ни разу не сообщила ему о себе. Это обстоятельство до сих пор вызывало в каждом из них боль и горечь. Джастина почувствовала это, прежняя холодность в ее голосе пропала.
– Да, извини, – тихо сказала она.
Питер испытывал необыкновенную нежность к Джастине, ему захотелось коснуться ее.
– Теперь все хорошо, – сказал он, – я рад за тебя.
– А я за тебя, – ответила она.
Когда аукцион завершился, было уже темно. Они вышли вдвоем и направились к своим машинам. Джастина держала в руках небольшую картину, которую купила совсем по малой цене. Написала ее молодая неизвестная никому художница, но картина понравилась Джастине своей непосредственностью, раскованностью и независимостью в выборе формы, цвета и пропорций.
Питер взял у нее ключи от машины и открыл дверцу. Джастина все еще стояла рядом.
– Мы хотели бы пригласить вас на ужин в воскресенье. Как ты отнесешься к этому? – спросил он.
Джастина пожала плечами:
– Хорошо. Питер улыбнулся:
– Только не вздумай улизнуть, как в прошлый раз! Пообещай! – попросил он.
– Обещаю. Я приду минута в минуту. Питер взял у нее из рук картину и положил на заднее сиденье. Когда он выпрямился, Джастина неожиданно подошла поближе и положила руку ему на грудь.
Питеру был очень хорошо знаком этот жест. Джастина всегда поступала так, когда просила о чем-нибудь. Он почувствовал в душе трепет.
– Прошу тебя, называй меня по имени, – проникновенно сказала она. – А то ты – либо «миссис Хартгейм» либо вообще никак не обращаешься.
Ее глаза, большие и темные, смотрели на Питера с нескрываемой любовью. Прежняя неприязнь куда-то исчезла. Питер больше не злился. Былая страсть вспыхнула с новой силой. Его руки невольно потянулись к ней:
– Джастина…
Он коснулся ее волос, щек, погладил шею. Это она, та самая, пленительная, влекущая. Он даже помнил запах ее волос… Его рука скользнула ниже. Питер крепко прижал ее к себе, так, как умел делать только он. Их губы встретились. Поцелуй был долгим и крепким. Джастина почувствовала головокружение. Она давно не испытывала такого и забыла, что такое наслаждение. Но, вспомнив, что они здесь не одни, Питер встрепенулся и отпустил руки. У Джастины потемнело в глазах. Неожиданно она пошатнулась и стала падать. Питер едва успел подхватить ее. Он взял на руки ее обмякшее тело.
– Боже, как ты чувствительна!
Теперь он уже ни минуты не сомневался: Джастина по-прежнему любит его и страдает…
Она открыла глаза. Лицо ее выглядело измученным, а в глазах была печать долгих страданий и невыносимая боль. Неожиданно Джастина резко высвободилась из его объятий и села в машину.
– Ты сможешь доехать одна? – спросил Питер, когда дверца захлопнулась.
Но она ничего не ответила. Двигатель заревел, машина дернулась, завизжали колеса и Питер едва успел отскочить в сторону.
Воскресенье нужно провести в гольф-клубе, иначе вас не правильно поймут! Это тоже одно из неписанных правил поведения «сливок общества», которое давно уже стало традицией. И дело даже не в самой игре. Сюда приходили целыми семьями, с женами и детьми. Каждый мужчина имел полный набор клюшек для гольфа, по которому можно было без труда определить то положение в обществе, которое занимает их владелец.
Клюшки были хромированные и никелированные, из авиационных титановых сплавов и редких пород дерева. Каждый такой набор, который помещался в специальную сумку, стоил бешеных денег. Человеку несостоятельному нечего было даже и мечтать о том, чтобы попасть в этот элитарный клуб. Ведь клюшки стоили, по мнению обычного человека, целое состояние. Во время игры клюшки ставились вместе с сумкой на небольшую тележку, с которой игрок перемещался по бесконечно длинному полю.
Хотя игра раньше считалась чисто мужской, эмансипация и тут перешла в наступление. Поэтому в последние годы появилось довольно много женщин, которые играли наравне с мужчинами. А в некоторых семьях супруги просто-напросто менялись ролями. Так было и у четы Хартгеймов.
Джастина, которая всю жизнь старалась если и не быть в вихре событий, то во всяком случае не отставать от жизни, вместе с Молли, которую пыталась обучить сложным правилам и премудростям этой игры, находилась далеко в поле.
Уолтера заманить в гольф-клуб не удалось никакими, даже самыми радужными обещаниями, и поэтому Лиону приходилось дожидаться свою жену и приемную дочь в одиночестве. Но в это время, к его радости, подъехала машина соседей и оттуда вышли Питер и Ольвия Бэкстер.
– Скучаете? – поздоровавшись, спросил Питер у Лиона.
– Вот, видите ли, приходится ждать жену.
– А что ж вы не играете? – поинтересовался сосед.
– Да я как-то не могу привыкнуть… Чувствую, что это чисто британская игра. И мое немецкое сердце не лежит к ней. Я больше люблю теннис.
– Но так в чем же дело? – воскликнула Ольвия. – В конце концов, вместо гольф-клуба можно было поехать в теннисный клуб.