Желтая лихорадка

— Шестнадцатилетняя девица далеко не ребенок. Просто мы плохо воспитали ее. Она эгоистка. В этом вся беда. Слишком много давали ей. Да не только она такая, все ее почтенные одноклассницы! Вся эта банда. Пацанкам тринадцать-четырнадцать лет, а родители буквально засыпают их вещами. Что им еще остается? Выпивка, сигареты, спортивный секс и наркотики. Они смотрят детективы по телевизору и сами совершают такие же преступления, как в кино. Совершенно безответственное поколение! Они не знают ни цели в жизни, ни своих обязанностей.

— Ну, а какую цель они могут знать, тетя Аги. Все — одну?..

МЕМУАРЫ

У доктора Эдена Жилле, участкового врача из села Харшаштаня, на калитке не было звонка. В часы врачебного приема калитка была открыта, в другое же время он не принимал, даже если человеку отрезало поездом ноги или он обварился кипятком. Близкие друзья знали о существовании «черного хода» — со двора сельского совета, а потому доктор преспокойненько валялся на диване, слушая, как кто-то дубасит в калитку: сначала кулаком, потом камнем, а под конец даже железякой. Поняв бесплодность своих усилий, незваный гость принялся орать благим матом:

— Эй, Эден! Это же я, твой родной дядя Норберт!

Доктор Жилле неторопливо поднялся с дивана, снял ключ с гвоздя, натянул башмаки и вразвалочку прошел через двор.

— Опять ты?

— Опять?! — возмутился Норберт. — Так ведь с тех пор уже три года прошло!

— Боже, как летит время! Ну, вползай, старикан. Интересно, во сколько твой визит обойдется мне на этот раз. Вы посмотрите, как он элегантен! Что, сопутствует удача?

— Не жалуюсь.

— Значит, я могу отнести данный визит исключительно на счет твоих родственных чувств?

— Вполне. Но хотя бы водочки-то глоток у тебя найдется?

— И не один! И колбаска, и перчик маринованный. Мало того, можешь переночевать у меня ночки две, а то и три.

— Увы, завтра же утром должен уехать. Много, очень много дел. Пришел только за пишущей машинкой.

— За какой еще машинкой?

— За «ундервудом». На которой я труд свой ученый писал — о социалистическом этикете. Помнишь?

— Разумеется! Помню даже, как ты печатал на ней документы якобы конторы каменного карьера. Истребуй машинку в суде, ведь ее приобщили к делу как «вещдоказательство».

— А! Совсем вылетело из головы! — пробормотал Норберт Жилле. — Я почему-то считал, что она у тебя осталась. Извини за промашку. Как это я запамятовал? Фантастика!

— Не бери в голову. Пустяки.

Но Жилле помрачнел, огорчился. Ведь последнее время у него все так хорошо складывалось. Кремпельс в самом деле жил так, как рассказал Пацауэр, и даже лучше. Когда Норберт Жилле явился с визитом, у Кремпельса суетилась съемочная группа с телевидения. Какой-то молодчик вертел его то так, то эдак, чтобы поэффектнее усадить за письменным столом на фоне книжных полок. Потом этот кадр все равно пришлось вырезать, поскольку выяснилось, что герой Сопротивления на книжной полке возле стола держал только порнографическую классику. Молоденькая девица припылила физиономию Кремпельса коричневой пудрой. Множество людей без толку суетились по комнате. Госпожа Кремпельс внесла на большущем подносе тарелку пончиков и черный кофе. Кремпельс представил Норберта Жилле одному из главных распорядителей: «Мой друг, отличившийся в Сопротивлении, бывший генерал и заместитель министра». «Сейчас будем снимать, — ответил на это распорядитель, — только я вас прошу: в полном соответствии со сценарием». — «Тогда приходи, Норберт, завтра… Нет, не завтра, завтра у меня лекция для новобранцев. Послезавтра — тоже не годится: я обедаю у Пацауэров. Может, во вторник?»

Во вторник они все обсудили. Кремпельс сказал, что рукопись нужно сделать в трех экземплярах, на машинке. Поэтому Норберт и приехал в Харшаштаню. Теперь все зависит от машинки…

— Угу, ясно. А позволь полюбопытствовать, о чем ты собираешься писать?

— О чем? Да у меня уже все написано. О моем прошлом. Ты что же, не помнишь, что я был генералом и заместителем министра? Да я почти в одно время с дебреценским правительством приехал в Будапешт, и мои заслуги в мирных переговорах признаны всеми.

— И это ты мне рассказываешь? — изумился Эден.

— Нет. Просто так я пишу в своей книге.

— Ну тогда другое дело, сэр! Потому что я собственными ушами слышал, как ты в сорок пятом излагал свою «Оборонительную позицию ежа». Чтобы отсидеться некоторое время, пока существует новый строй, и постоянно атаковать государственный аппарат, поскольку нынешние чиновники настолько глупы и неграмотны, что не умеют даже расписаться…

— Ну, такого я, допустим, никогда не говорил. Я всегда был реальным политиком, и у меня есть достойные свидетели, которые подтвердят, что я принимал участие в движении Сопротивления.