Желтая линия

– Честно? Да был бы я дома – затаскал бы эту сволочь по судам. По миру пустил бы, на всю жизнь отучил бы от фотографии.

– Вы уже посмотрели? – напомнил о себе оператор.

– Да, уходим, – буркнул Щербатин.

– Почему мне так паршиво? – спросил я, когда мы вернулись в казарму.

– Потому, что нас развели, как последних лохов. Представляешь, сколько ему отвалят за создание новой моды?

– Нет, Щербатин, не от этого. Мне все противно. Меня от всего тошнит. Я не могу смотреть на эти рожи вокруг. Они вроде и люди неплохие – улыбаются, отзывчивые, помочь готовы... А все равно бесят. Бесят!

– А я откуда знаю? Я тебе психоаналитик? Лечись сам.

– Не могу.

– Ну жди, пока само пройдет.

– Не пройдет. Оно где-то глубоко. В печенках, в костном мозге. Знаешь, я тут словно срок досиживаю. Все время чего-то жду. Думаю, еще немного – и оно кончится.

– Что «оно» – жизнь?

– Может, и жизнь. И еще... Ты только не издевайся, ладно? Мне обратно хочется. В болота.

– Ну ты даешь! – не удержался от ухмылки Щербатин. – Можно подумать, ты там мало получил.

– Нет, не мало. Не знаю... Говорят, солдата с войны тянет домой, а из дома – снова на войну.

– А ты, значит, убежденный солдат?

– Да не убежденный я... И не дом мне здесь. Говорю же, не знаю. Я просто хочу пройти по болотам, подышать тем воздухом, отдохнуть под деревом. И чтоб людей было поменьше. И, знаешь, капусты пожевал бы с удовольствием. Помнишь, как мы ее на огороде объедали?

Щербатин вдруг перестал ухмыляться.

– Вот что касается капусты, – сказал он, – я бы и сам не отказался. Наверно, физиология. – Он постучал по груди. – Чужое туловище требует.

– А может, душа требует?

– Я атеист, Беня. Я могу мыслить только на уровне туловища.

– Примитив ты, а не атеист.

О том, что сегодня я нашел бывшего фаната «Спартака», мне не хотелось даже вспоминать.

* * *

Утром, когда трудовая армия растекается по рабочим местам, в подземке не протолкнуться. И вечером то же самое.

Я приезжаю к Ю-Биму не утром, а уезжаю не вечером и поэтому застаю почти пустые вагоны. Но поезда в это время ходят редко, и мне долго приходится просиживать на пустынных гулких станциях.

Я пытался мечтать. Я думал, что тоже получу пятое холо и буду спать, сколько хочу. За мной будет приезжать такси и катать по развлекательным центрам. А поздно ночью, пьяного и пресыщенного праздностью, привозить домой.

Нет, думал я в следующую минуту. С пятым холо я пойду учиться и получу хорошую специальность. Стану служить людям. Они взамен начнут меня уважать. А отдыхать я буду только иногда, в компании хороших порядочных людей. И писать стихи.

Мечты у меня не клеились. Вернее, фантазировать я мог сколько угодно, но приятного холодка в груди это не вызывало. И тогда я понял, что мечтать и планировать жизнь – вещи разные, бесконечно далекие друг от друга.

Однажды на пустынной станции я увидел человека в блеклой рабочей одежде, который расклеивал на столбах какие-то бумаги. Когда он подошел ближе, я смог увидеть, что на тех бумагах. Это был плакат, с которого на меня смотрел грустный человечек с забинтованной ногой. Ниже было приписано:

«В вагон спокойно заходи,
А то получишь травму ты».

Меня просто смех разобрал. Это какие же куриные мозги надо иметь, чтобы придумать такое?

Расклейщик услышал мой смех и обернулся с несколько испуганным выражением. Мне захотелось его успокоить.

– Сам придумал? – спросил я.

– Что?

– Вот это, про вагон.

Он пригляделся ко мне, затем оставил свои плакаты у столба и осторожно приблизился. Простые люди, я давно это заметил, легко шли на контакт. Заговорить с незнакомцем здесь ничего не стоило.

– А что? – В его глазах светилось любопытство, наверно, нечасто люди обращали внимание на его работу.

– Кто это сочинял?

– Не знаю. – Он трогательно развел руками. – Мое дело развешивать.

– Хорошая работа, – сказал я, чтоб сделать человеку приятное.

– Конечно, хорошая. Я служу в бюро социальной пропаганды.

– А вот надпись плохая.

– Почему? – Он снова приобрел испуганный вид и даже невольно оглянулся. – Это правильная надпись.

– Правильная, но корявая. Лучше сказать так... – Я задумался, подбирая слова. – Вот так: «Чтоб руки-ноги не сломать, порядок надо соблюдать».

Расклейщик задумался. Потом улыбнулся.

– Да, так лучше. А откуда ты знаешь?

– Что?

– Ну, вот это. Как надо слова составлять.

– Просто умею, и все.

Расклейщик посмотрел по сторонам и сел рядом. Чувствовалось, он сегодня устал, да и вообще не прочь поболтать.

– С утра хожу, – пожаловался он. – Мне на этой линии нужно все станции обклеить. И вагоны.

– Что это за бюро у тебя такое?

– Ну, вот... – Он неопределенно пошевелил плечами. – Ходим, клеим. В подземке, в казармах, на фабриках. Везде. Если у тебя работы нет, можешь тоже пойти. Расклейщики всегда нужны.

– Как тебя зовут?

– Йолс. – Он улыбнулся. Потом вдруг его лицо просияло. – Если ты умеешь составлять слова, то, наверно, можешь придумывать плакаты. Нужно спросить у начальника.