Куда делась та непринуждённость в их разговорах? Раньше он её раздражал, иногда просто бесил, они ругались, и временами между ними возникала неловкость, но совсем не такая, как сейчас. Почему сейчас она чувствует его взгляд даже кожей? Ощущает, как он медленно скользит по ней, почти прикасаясь и это что-то новое, невыносимо чувственное в его взгляде, от чего она кажется, даже перестаёт слышать окружающий мир. От этого дрожат пальцы, и в губах пульсирует кровь, заставляя их сохнуть. И внутри всё сладко замирает от предвкушения и ожидания чего-то…
…чего ей нет никакого смысла ожидать.
— Доктор Феличе нашёл сходство. У остальных девушек, кроме одной были такие же мозоли, как и у той, что нашли сегодня утром. Я отправил Жильо в пансион, чтобы он отвёз одну из святых сестёр на опознание. Скоро мы узнаем имя этой несчастной, — ответил маэстро негромко.
— Значит, они все были кружевницами? — Дамиана снова взглянула на него.
Разговоры о работе безопасны. Они позволяют отвлечься от ненужных и будоражащих мыслей мыслей. И когда маэстро говорит о делах, он сосредоточен и не смотрит на неё так, что сердце уходит в пятки.
— Возможно. Мы скоро это узнаем.
— И больше ничего нового?
— Вы мне скажите, — произнёс маэстро, глядя на неё внимательно.
И может ей стоило бы рассказать о своём видении, о фате, о всех тех мелких деталях, о которых она умалчивала всё это время, но она не могла. Она не могла заставить себя говорить с маэстро о Вер
— Ну… У меня-то ничего, — она махнула рукой, — а… я хотела спросить, комната, в которой я сплю… кому она принадлежала? Вы так удивились сегодня утром, обнаружив меня в ней.
— Это была комната нашей матери, — сухо ответил маэстро.
— А что было на стене напротив входа?
— Там висел её портрет. Но Лоренцо почему-то решил предоставить эту комнату вам, монна Росси. Интересно, почему? — спросил маэстро, прожигая её взглядом.
— Не знаю, — она пожала плечами и отвернулась, чувствуя, как под горностаевым мехом ей становится невыносимо жарко, хотя на канале дул холодный ветер.
Неужели синьор Лоренцо сказал брату о том предложении, которое он ей сделал? Но если об этом знает даже монна Риччи…
И внезапно ей стало ужасно стыдно, а что об этом подумает маэстро?
Она почувствовала, как краснеет, и потянула завязки манто, ослабляя узел.
Мех соскользнул на локти и Дамиана поспешно отвернулась, видя, что маэстро сделал то же самое.
Всю оставшуюся дорогу они молчали. И только уже у самого театра, когда Пабло поддержал её за локоть, помогая выбраться на причал, маэстро спросил, подавая ей руку:
— Монна Росси, вы слышали когда-нибудь, кто такой Пигмалион?
— Нет. И кто это? Какой-то патриций? — спросила Миа, ступив на набережную и, запрокинув голову, принялась разглядывать мраморные колонны портика, увенчанные крылатыми львами Альбиции.
— Э-э-э, не совсем, — как-то странно улыбнулся маэстро, подставляя ей локоть. — Идёмте.
— А кто это?
— Неважно…
— Тогда почему вы о нём спросили?
— Да просто так… Просто… хотел сказать, что я его понимаю, — он как-то горько усмехнулся и добавил: — Поторопимся, нас уже ждёт Лоренцо.
Синьор делла Скала встретил их у входа и сердце у Дамианы сжалось в неприятном предчувствии, потому что синьор Лоренцо окинул её именно таким взглядом, которого она и боялась. Маэстро остановился, сдержанно поприветствовал брата, и внезапно взяв Дамиану за руку, подал её Лоренцо со словами:
— Твоя дама, кариссимо. Я присоединюсь к вам позже. Мне нужно нанести пару визитов.
Для Дамианы это было неожиданно и неприятно, оказаться вот так внезапно один на один с синьором Лоренцо. И перед этой громадой театра, отделанного мрамором, с мраморными же львами стерегущими лестницу, Миа почувствовала себя ужасно одинокой и несчастной.
Несколько ступенек, статуи нимф…