Жёлтая магнолия (СИ)

Их взгляды снова встретились, и сейчас она опять увидела на его лице эту присущую только ему полуулыбку, что пряталась на кончиках губ и в уголках глаз. Улыбку, которая говорила больше тысячи слов. И этот намёк на то, что она скоро станет женой синьора Лоренцо, прозвучавший почти упрёком. Или нет? Слишком много тепла было в голосе маэстро, как будто он просто подтрунивал над ней. И она даже растерялась.

Он сам так спокойно говорит о помолвке с синьорой Беатриче, и тут же будто упрекает её в том, что она выходит за синьора Лоренцо?

— Скажите спасибо, что я вам доверяю, маэстро Л'Омбре. Потому что это весьма ценные стеклянные бусы, так что, постарайтесь не проболтаться, — рассмеялась она, сведя всё к шутке, и направилась вглубь кладбища по тропинке.

О-ля-ля! Маэстро ведёт себя так, будто они помирились. Как вообще его можно понять?!

Но почему-то от этого стало так тепло на душе, что она даже улыбнулась себе, идя между зарослей вербейника.

Хотя Пабло и пришвартовал лодку у Восточных ворот, ближайших к нужному месту, до склепа они шли долго, потому что тайник находился в самом заброшенном конце кладбища.

Когда они, наконец, добрались, Миа взяла палку и аккуратно отгребла от входа в склеп сухую траву и листья, чтобы потом снова присыпать ими всё. После их ухода это место должно по-прежнему не привлекать ничьего внимания.

Станет она женой синьора Лоренцо или не станет — о тайнике всё-таки и не стоит забывать. Жизнь непредсказуема. Кто знает, что ещё ей может понадобиться спрятать здесь при случае.

Маэстро остановился немного поодаль, разглядывая надпись, выбитую на каменном портике над входом.

— Вы знаете чей это склеп? — спросил он, подходя чуть ближе.

— Какой-то патрицианки.

— А знаете, что написано там наверху?

— Понятия не имею, я не сильна в староальбицийском, — она убрала несколько камней из маленькой ниши, в которую обычно ставили свечи в день памяти.

Там, за этой нишей было выдолблено углубление.

— «Даже ангелы плачут о тебе…», — прочитал маэстро вслух. — Почему вы выбрали именно этот склеп?

— Это место выбрала не я, а моя мать. Она хранила тут всё ценное, что у неё было.

— А почему она выбрала именно его? — настойчиво допытывался маэстро.

— Ну, этот склеп никто никогда не посещает. Он выглядит очень скромно и до него достаточно далеко идти от центрального входа, так может поэтому? Сразу видно, что тут нечем поживиться.

— А вы знаете, почему он находится в самом конце кладбища? — продолжал спрашивать маэстро.

— Откуда мне знать! Это что — важно? — пожала она плечами и достала сверток, в котором хранились все её нехитрые ценности и деньги, которые ещё нужно вернуть Гвидо Орсо. — Главное, что сюда никто не приходит.

— Видите этот символ — голубка пронзённая стрелой и эта надпись, — маэстро указал на фронтон портика. — Голубка со стрелой — это символ, который помещают на склепы самоубийц. Поэтому он находится в стороне и поэтому сюда никто не приходит. Самоубийцы — это грешники. Это — место забвения, а не вечной памяти. А рядом с надписью, видите, ещё три голубки и инициалы «М.Б.». Три голубки — символ дома делла Бьянко. А инициалы… Полагаю, что это склеп синьоры Моники делла Бьянко. Вы знаете, кто она такая? — спросил маэстро глядя на Дамиану внимательно.

— Ну… очевидно какая-то патрицианка. Почему вас это так заинтересовало? — спросила Миа, тщательно обыскивая нишу в поисках ещё чего-нибудь, что могла оставить её мать.

Она ощупала все камни и даже обошла склеп, разглядывая трещины и щели.

— «Но нет печальней повести на свете…», — задумчиво произнёс маэстро и покачал головой. — А вам бы стоило знать эту историю. Как прекрасная Моника делла Бьянко покончила с собой из-за того, что не смогла быть в вечной разлуке с тем, кого любила. А любила она герцога Альбериго Ногарола. Два враждующих дома: делла Бьянко и Ногарола ненавидели друг друга. Ненавидят и сейчас. А их дети: Альбериго и Моника, как будто в насмешку, друг друга полюбили. Зная, что семьи никогда не одобрят их брак, они хотели бежать из Альбиции, и встретились для этого в тайном месте. Их обвенчал священник, но, увы… Это была их лебединая песня. Их поймали и разлучили. Монику поместили в монастырь мателаток — замаливать грех неповиновения. И она, не вынеся вечной разлуки, выбросилась из монастырской башни и погибла. Вот такая печальная история. Вы не знали?

— Нет, — пожала плечами Миа, — история действительно печальная. А про ненависть Ногарола и делла Бьянко я как-то слышала, да. Но учитывая кто он такой и что он сделал — я не испытываю к нему сочувствия. Он хочет отнять мою лавку и выгнать из дому! Не стану я плакать о его потере!

Она раздражённо сложила камни обратно в нишу, и отряхнув руки, пробормотала:

— Увы, в склепе ничего нет.