Жёлтая магнолия (СИ)

— И как выглядел этот браслет? — спросил Райно, пропустив мимо ушей её вопросы, и снова взялся за карандаш. — И где были стежки? Покажите…

Он всё равно выведет её на чистую воду. Однажды она забудется, почувствует себя в безопасности… Все когда-нибудь ошибаются. Даже Вероника ошиблась, а уж она была актрисой высочайшего класса.

Райно заметил, как гадалка вдохнула поглубже, усмиряя гнев, а затем она наклонилась над столом и показала пальцем на рисунке:

— Здесь. И здесь. Манжет как будто слишком длинный был, потому и закрывал руку. Может, просто плащ с чужого плеча…

Она наклонилась слишком близко, и даже как-то откровенно. Или ему так показалось? Хотя всё равно так не пристало вести себя синьоре… Хотя она и не синьора… Но таких вольностей себе не позволяли даже служанки в богатых домах. Разве что куртизанки…

А куртизанок Райно не любил. Вообще не любил такую породу женщин, неглупых и даже совсем наоборот, которые мастерски используют свой ум, чтобы получать от мужчин деньги. Они красивы, умны, умеют вести интеллектуальные беседы и играть на инструментах. С ними можно обсудить новый налог на торговые суда и перспективы войны за Арцианский пролив, цены на фарфор и строительство второго волнореза, но он-то понимает, что их заинтересованность, их комплименты и радость на лицах, их нежность и даже смех — всё это ненастоящее. Всё это — просто работа. Их работа — изображать любовь. Их любовь — это театр. И не более того.

Чем лучше они умеют играть, тем больше им платят.

Хотя многие из них и мечтали о том, чтобы стать настоящей синьорой делла Скала, но женщины, для которых любовь — это ложь, а ложь — это профессия, никогда не привлекали его внимания.

А эта сумела привлечь. И Райно не понимал, почему же он испытывает странную смесь раздражения и любопытства, когда дело касается этой монны Росси. Словно хочет поймать за хвост ускользающую птицу, хочет доказать, что она такая же, как и все они — лгунья. А птица всё никак не даёт себя поймать. И это злит и распаляет желание добиться своего.

Её пальцы коснулись бумаги, указывая, где располагались стежки, а где браслет, и Райно внутренним взором художника отметил, что руки у гадалки красивые. И совсем не похожи на руки девиц её сословия, к примеру, торговок или прачек с моста Понте-дель-Кавалло, которые он любил рисовать в юности, когда учился у великого маэстро Луиджи. У тех руки мясистые, красные от холодной воды, грубые. С толстыми пальцами и крепкими предплечьями. А у этой пальцы длинные и изящные, запястья тонкие, а светлая кожа на фоне серо-голубой ткани рукава кажется ещё светлее.

Необычные руки для цверры из гетто…

Необычные волосы…

Необычные привычки…

И говорит она, то как типичная гадалка из гетто, то почти как синьора…

Из аляповатого цверрского наряда она вышла словно бабочка из кокона, и когда появилась сегодня в гостиной, Райно едва узнал её в этом серо-голубом платье, что подобрала монна Джованна. Без всей этой цверрской мишуры, бус и колец, она выглядела иначе, совсем как девушка из семьи патрициев. Очень привлекательная девушка…

Неожиданно привлекательная…

И он даже разозлился на себя за то, что нашёл её привлекательность… настолько привлекательной.

Он не должен засматриваться на каких-то вульгарных девиц!

Всё это ложь. И она лжёт ему о том, кто она такая. Но он выяснит это.

Гадалка убрала руку, и он продолжил рисовать, старательно отогнав мысли о её привлекательности и лжи.

— Это… впечатляет… То, как вы рисуете. Это похоже на… волшебство, — произнесла она негромко. — И очень красиво!

Карандаш замер в его руке.

Райно удивился тому, как приятно ему было это услышать. Искренность этих слов задела в его душе какую-то струну, очень далёкую и глубоко скрытую, какую мог задеть своей похвалой только маэстро Луиджи.

— Я бросил заниматься этим много лет назад, — будто извиняясь, ответил Райно, не отрываясь от бумаги, — рисую только по необходимости.

Она не ответила, и Райно, добавив последние штрихи, взглянул на гадалку. Она сидела, застыв и отрешённо глядя в одну точку, куда-то на его рисунок, как будто увидела что-то скрытое. И этот стеклянный взгляд был в точности таким, как вчера в гостиной, когда она отвечала на его вопрос о кольце.

— Почему вы так смотрите? — спросил он, откладывая карандаш.

Она вздрогнула, моргнула, словно пытаясь вернуться в реальность, их взгляды встретились, и Райно только сейчас рассмотрел цвет её глаз. Каре-зелёный, прозрачный, как подсвеченный солнцем осенний лес. Или, может быть, он цвета воды в лагуне, сквозь изумрудную зелень которой проглядывают точки рыжих водорослей. Тонкий нос и красивый профиль. И если распустить ей волосы…

Солнце освещало её всю, сидящую на краю стола. Райно мысленно поймал этот образ: её отрешённое лицо и маленький завиток волос, выбившийся из-под сетки, линию плеч, наклон головы, родинку над губой…