Желтый дьявол. Том 2

И из папоротников с винчестером ширококостный скуластый хунхуз.

— Ваша!.. Ему лошака оставь… — Хунхуз провожатый к Шамову, — наша здесь мала-мала пешком ходи…

Лошади оставлены хунхузу-часовому.

Совсем без тропы, прямо по целине тайги ведет их посланный. А потом они долго идут вдоль по горной речке.

— Ну, и хунхузня… Осторожные, собаки… — ворчит Демирский, хлопая улами по воде.

По тому же папоротнику, осторожно раздвигая лопух, извиваясь змеей, скользит Серков. Старый охотник недаром ходил за тигром — он знает, как красться.

Впереди его идет, насторожившись, собака — его старая охотничья лайка, пришедшая с ним с Тетюхэ. — То одно ухо поднимет, то другое и носом поводит… Знает она из тысячи таежных запахов один хунхузский ул, на который ее навел Серков еще там в штабе, когда был посыльный — хунхуз…

Хрустнула ветка под ногой у лайки. И собака и Серков замерли…

Хунхуз насторожился — опять с винчестером на тропу, через папоротник, но там никого, только лошади прядут ушами и отмахиваются от овода хвостами… — Хрустнуло где-то позади?..

Хунхуз туда… — Прополз несколько шагов, залег, слушает… Только тихо шумит тайга своим неумолчным шумом, как вечный прибой океана, однообразный, певучий, порой едва уловимый, но постоянный шум…

Ничего больше.

Обратно хунхуз ползет к тропе…

Солнце уже ушло за сопку и в черной прохладной тени долина.

Уже поздно, и вечер…

А одноглазый Ли-Фу все еще покачивается и попыхивает трубкой и гостеприимно угощает пампушками, большими ломтями свинины только что зажаренного кабана и крепким корейским табаком своих партизан-гостей…

Переводчик-китаец тоже хунхуз, на ужасающем жаргоне говорит с Демирским, который тоже не лучше говорит по-китайски.

Шамову уже давно надоело — он видит насквозь политику хитрого одноглазого Ли-Фу. Но он терпит — надо дождаться сигнала Серкова…

— Хорошо… Передайте Ли-Фу, что мы согласны с ним дружить, если: первое — и он пишет на блокноте:

Хунхузы будут мирно жить в тайге и не грабить русских крестьян и не брать своих «налогов» с корейских уруг.

Второе — и опять пишет:

Ли-Фу для своего отряда будет получать опиум от штаба в обмен на патроны и оружие.

Третье:

Отряд Ли-Фу, как вооруженная сила на территории повстанческой армии, подчиняется всем распоряжениям полевого партизанского штаба в округе, где он находится, и несет охранную службу на участке, особо для этого установленном полевым штабом.

Четвертое:

Отряд получает надел земли, удобной под макосеяние и табак, а также вьючных лошадей в количестве до 10-ти штук.

Пятое:

Отряд, если будет в том необходимость, по первому распоряжению полевого штаба, вливается в повстанческую армию для борьбы, как с колчаковцами (русскими белыми), так и с японцами, действуя при этом, как самостоятельная боевая единица, получающая особую директиву и участок фронта. Держит для этого непрерывную связь со штабом.

Шестое:

Штаб партизанских войск предупреждает начальника отряда Ли Фу — в случае неподчинения его распоряжениям — хунхузский отряд будет разоружен и отведен к границе Китая.

Седьмое:

В случае неисполнения, хотя бы одного пункта данного договора, та и другая сторона может считать себя свободной в своих дальнейших действиях и взаимоотношениях.

Долго бормочет что-то переводчик.

Ли-Фу — то расплывается в улыбку и произносит, прищелкивая языком:

— Хо!.. Хо!.. — когда ему читают пункт второй.

То яростно плюется и ругается:

— Во-цхо!.. Пуё… — когда ему читают пункт шестой.

Сын-Фун-Ли, полуголый, как и все в фанзе, кроме часовых у дверей и на тропах в засаде, — наклонился и длинной кистью, тушью, на пергаменте пишет свои столбики крючков и клеточек, переписывает таинственными китайскими письменами договор, предложенный хунхузу Ли-Фу Шамозвым.

Договор переписан.

Хунхуз плюется долго, но потом искорки огоньков в одном глазу, и хунхуз, что-то пробормотав, берет кисточку и подписывает: