Желтый дьявол(Том 3)

— И охота тебе, заниматься такими глупостями? Писал бы мемуары партизанщины… — не выдерживает Попов.

— Всему свое время будет. Напишем… — отвечает Снегуровский, охлажденный насмешливым отношением своих друзей.

— Вот лучше идемте на бухту, искупаемся перед обедом, а потом…

— Идемте…

— «…Внутренней политики…» Э… Э…

— Дальше… — нежный голосок машинистки.

— «…внутренней политики в новых условиях». Точка. Абзац. «Теперь мы можем определенно сказать…».

Стук в дверь.

— «…определенно сказать…». Ну, войдите!

— Как, как? — переспрашивает машинистка.

— Да не вам! Стучат. Войдите!

В открытую дверь просовывается широкое улыбающееся лицо китайца. На руках у него только что выутюженные брюки.

— Капитана! Трицать копейка…

— Получай! Ах да, чорт возьми… — Лесной почесывает затылок. Он еще в постели, и ему неудобно при машинистке вылезать из-под одеяла.

— Юлия Петровна, будьте добры, уплатите ему 30 копеек. Я, видите, не могу.

Китаец, осклабившись, удаляется.

— Мы продолжаем! — Лесной подбирает разбросанные по одеялу вырезки из газет. — Чорт бы побрал… Столько дел сегодня… Да не смотрите вы в мою сторону… — Он выскакивает из-под одеяла. — Я одеваюсь. Пишите: «что наше экономическое положение все более и более улучшается…».

Брюки благополучно одеты. Статья докончена. Лесной уже моется.

— Пишите конспект лекции: «Счастье и т. н. смысл жизни. Пункт I…». О, чорт возьми! Еще нужно проредактировать материал отдела… Написать две статьи для листовки женотдела. В пять — заседание комиссии по реорганизации театра. В 7 — литкружок. В 9 — показательный спектакль. О, чорт… В 9 придет Мери. Придет, дьявол! Это будет хуже показательного спектакля. Что делать? Что делать?

Лесной быстро съедает три французских булки, полфунта сыру, банку варенья, какие-то консервы, выпивает стакан вина и заканчивает:

— Ну, бросьте там конспект… Как-нибудь сымпровизирую…

А за окном веселый шум улицы, смеется солнце в широкий залив…

— Эх… ну ее к чорту, редакцию! Пойду купаться.

Солнце… солнце… солнце.

Миллиарды разноцветных камушков песчаного берега блестят на солнце, омываемые бледно-зелеными лапками прибоя.

За бухтой океан — огромное голубое чудовище — раскрыл пасть горизонта. Что ему солнце?

На выступе скалы у самого берега сидит человек и курит папиросу. Взгляд его устремлен на колеблющуюся черту горизонта, как будто стараясь пронизать дальше, за нее.

Над скалой по обрыву прогуливается Снегуровский. Он всего несколько дней как во Владивостоке. Все его волнует и радует. Великолепное солнечное августовское утро выгнало его на берег освежиться пахучей морской влагой.

Вдруг Снегуровский видит: человек, сидящий на выступе скалы, падает вниз головой в воду.

В один миг гигантским прыжком Снегуровский на выступе скалы. Еще миг — и он летит вслед за упавшим.

Две головы на глади моря. Цепко охватив упавшего, Снегуровский вытаскивает его на берег. Но только он опускает его, как звонкая пощечина оглашает прибрежье океана…

— Что?! — Снегуровский левой рукой схватывается за щеку, правой в тот же миг дает мощный удар в подбородок своему неожиданному противнику.

Человек кубарем летит обратно в воду.

Несколько секунд вода покрывает его. Потом на поверхности появляется голова, испускающая отчаянные ругательства.

— Почему вы ругаетесь? За что вы меня ударили? — недоумевает Снегуровский.

— Вы мне помешали думать!

— Странный способ приведения мысли в действие.

— Есть проблемы, разрешение которых требует падения вниз головой. А впрочем — я на вас не сержусь. — Человек вылезает из воды и протягивает Снегуровскому руку:

— Лесной!

— Хм… Любопытно. Что это за проблемы?

— А что вы скажете насчет овладения мировым пространством, там, дальше, за всеми горизонтами…

Снегуровский схватывает его снова порывисто за руку…

— …и покорения вселенной… бессмертие…

Оба застыли. Восхищенные взгляды сцепились в сверкающий узел.

— Как? И вы?!

— И вы?!

— Пойдем… Будем думать вместе.

И оба, быстро раздевшись, бросаются со скалы в море. Гуляющие на обрыве стоят и таращат глаза на происходящее.

А солнце — все борется с океаном: льет огонь в голубоватую бездну горизонта и горит зайчиками на бритой голове Снегуровского и на золоте волос Лесного.

2. Тайна

Белые клубы пара поднимаются вверх, расплываясь к серому потолку. Клубы пара идут из колбы, над которой склонилась взлохмаченная голова с острыми глазами.

Кулак Снегуровского энергично бьет в дверь.

Наконец, потеряв терпение, он толкает ее и…

— О, чорт! — Дверь оказывается открытой.

Снегуровский проходит через приемную ординатора в лабораторию больницы.

— Кто там? — кричит человек, занятый над колбой. Он не оборачивается.

Снегуровский узнает его по голосу.

— Николай Николаевич! Это я…

— Товарищ Снегуровский?! Откуда? Когда?.. — Он бросается Снегуровскому навстречу и бурно трясет его руку. Затем усаживает его и начинает торопливо забрасывать вопросами.

Вдруг: плаххх… Дзаннн… пыххх… Забытая колба взрывается.

Оба вскакивают.

Снегуровский хохочет:

— Ха-ха-ха!.. Что это, Николай Николаевич? У вас в лаборатории фронт?