Желтый дьявол(Том 3)

Улица. Автомобили. Трамвайные звонки.

Данн… данн… ду-ду-ду… шшшшшш…

И солнце хохочет на раскосых лицах китайцев.

Сегодня все люди веселы — Снегуровский жив. Опасная операция кончилась благополучно. Он вновь здоров и полон сил. Он только что гулял по обрыву с одной девушкой и много смеялся над смертью. Когда он уходил, она ему погрозила пальцем:

— Смотрите, не шутите с ней!.. — сказала она.

— Э-э!.. Все в этом мире относительно… — состроил он перепуганно-важное лицо и упруго спрыгнул с обрыва.

Снегуровский весело засвистал…

— Здорово, Лесной! Вот хорошо, что тебя встретил…

— Операция уже?..

— Уже! Теперь едем… Сейчас иду хлопотать у начпорта… Лесной! У нас будет свое судно. Готовься….

— И тайна будет нашей!.. — восклицает Лесной, вдохновившись порывом Снегуровского.

— Нашей!.. Лечу… Некогда… Встретимся вечером…

Маленький уютно обставленный кабинет кафе «Уголок». Над столиком звон вилок, ножей, тарелок. Полчаса уже работают две пары челюстей.

Снегуровский, первый бросая прибор:

— Послушай, Лесной! Ведь нельзя же до бесчувствия…

Лесной отирает салфеткой омасленные губы.

— До бесчувствия еще далеко. Официант! Что у вас там еще по карте? Ждать?.. Некогда! Давайте вина.

— Итак… Значит завтра, — говорит Снегуровский, чокнувшись с Лесным бокалом.

— Завтра! — увесисто отвечает Лесной. Потом, немного замечтавшись: — А знаешь… даже чудно подумать, что это так близко…

— Но где же он? — взволнованно произносит Снегуровский. — Ведь уже без десяти двенадцать… Мне не хотелось бы, чтоб из-за какого-нибудь пустяка мы…

У Снегуровского рука с часами дрожит.

— Пустяки! — отвечает Лесной. — Нужно действовать решительно… бежим. — Он быстро открывает окно и бросает недоумевающему Снегуровскому: — За мной!

Через несколько минут в кафе врывается взлохмаченная фигура.

Это — репортер «Красной Звезды» Чернов.

3. Веселое радио

По улицам несутся мальчишки-газетчики:

— Землетрясение!

— Землетрясение в Японии!

— Япония провалилась!..

— Радио! Радио! Свежее радио!

И сразу же вся каменная Светланская заливается народом. Хлопают двери магазинов, учреждений. Граждане кидаются к газетчикам.

Черные шмыгающие спекулянты уже тревожно щупают в карманах свои иены.

Началось.

Утро и солнце и 1-ое сентября…

Никто ничего не знает толком.

Но все…

— Мамэ!.. — кричит толстый зазуновец, перекатываясь через Светланскую к другому. — Что мы будем делать с нашими иенами?..

— Провалилась!..

— О, чтоб она провалилась!..

Данн… дани… дани… — звенит весело трамвай, подымаясь в гору от Китайской.

Ha ходу вскакивает китаец. Подает кондукторше иену. Та мотает головой:

— Моя бери нету…

— Как нету?.. — раскрывает рот китаец. Вчера он знал крепко — это были всесильные деньги на Дальнем Востоке.

— Не велено принимать… Они шибко дешевы… Япония ломайла… — пытается ему объяснить кондукторша.

— Макака ломайла? — Глаза китайца прыгают. — Ена — игаян сибирка?.. Хо!.. — И китаец с треском рвет иену и выбрасывает ее за окно трамвая. Ветер подхватывает клочья.

— Хо!.. — Улыбаясь во все лицо, ходя достает русские серебряные деньги и платит кондукторше. Садится и весело позванивает в кармане серебрушками.

Трамвай пролетает мимо редакции газеты «Красное Знамя». На парапете огромный плакат с черными буквами:

«ИОКОГАМА ПРОВАЛИЛАСЬ».

Трамвай пролетает.

Из редакции веером по всем направлениям города с свежим экстренным выпуском летят новые партии газетчиков. Вот ходя, опережая всех, спешит на вокзал. Он кричит:

— Тун-тун игаян-ломайла Джапан!

Другой за ним:

— Макака кантрами!..

На плацу Первой Речки занимаются военные части Тихоокеанской дивизии.

Вдруг белыми лепестками телеграммы:

«…В Японии землетрясение».

А через минуту трещат полковые телефоны, и ординарцы несутся с телефонограммами к ротным:

«…Занятия отставить. Все на митинг. Сегодня назначаю день отдыха.

Начдив (подпись неразборчива).

Адъютант (тоже)».

И стройными колоннами, легким учебным шагом, расходятся с плаца роты по казармам.

А в редакцию единственной газеты Владивостока беспрерывно звонят со всех концов города:

— …Что еще есть дополнительного?.. — Это граждане.

А спекулянты в банк:

— …Принимаются ли иены? Какой курс?

Оттуда лаконичное:

— Нет курса!..

Кабинет председателя Губисполкома.

Тонкие, иконописные черты лица, жиденькая бородка, усы. Молодое утомленное лицо. Это — Курков, предгубисполкома. Партизан и твердокаменный большевик. Он держит трубку телефона.

— Алло! Я слушаю.

Его беспрерывно информирует редакция.

Его усталые грустные глаза устремлены вдаль. Он глубоко задумался… Япония, еще вчера такая могущественная и нахальная, — сегодня, может-быть, стертая с лица океана. Она была единственной реальной угрозой возрождению советского Дальнего Востока. Жадная, пропитанная империализмом, с армией бездушных машин, она была здесь несокрушимым властелином. И вот…

По лицу Куркова чуть проходит улыбка, и глубокий облегченный вздох заполняет тишину кабинета.

Этот вздох облегчения точно всего Дальнего Востока…