Желтый дьявол. Том 3

— Броневик, товарищ командующий, только завтра утром прибудет. Чаю здесь негде устроить, а вот, если вы согласитесь, мы можем перебраться в санитарный поезд и временно там устроиться, хотя бы на сегодняшнюю ночь.

— Он уже прибыл разве? Подтянули его…

— Так точно! Согласно вашего распоряжения.

— Раненые есть?

— Да, после боев под Хабаровском…

— Ну, хорошо, сделаем так…

— …Вы понимаете, доктор: ведь мы у них в плену; ну, и нужно создать такие взаимоотношения…

Доктор подобострастно смотрит на говорящую и не смеет ее прервать. А она продолжает:

— …Позовите их в штаб к нам, ужинать… Ведь они тоже люди… надеюсь, не откажутся от хорошей еды и теплой постели. А нам важно только прорваться до Владивостока, а там я через английское посольство все устрою…

Повелительный жест холеной точеной руки:

— Идите и пригласите этих… господ!

— Слушаюсь, баронесса! — доктор наклоняется к руке, у запястья перехваченной белоснежной манжетой, и удаляется из купе.

А через час — штаб уже устроился в операционном вагоне санитарного поезда № 8 и работает. Снегуровский, отогревшийся, расхаживает по вагону вдоль белых длинных столов и диктует приказы. Семенов барабанит на машинке. От времени до времени Снегуровский подходит к столу и пьет горячий кофе, посланный баронессой штабу.

Снегуровский подтрунивает над своим адъютантом:

— Это в вас влюбилась баронесса при переговорах — ну, вот, нам и привалило такое счастье вдруг: и тепло, и кофе, и… не каплет…

— Совершенно верно, товарищ командующий! Только вы же знаете, что я разговаривал с доктором, который был сам предупредительно к нам ею послан пригласить нас в санитарный поезд… на ужин…

— Знаем вас… старых военных, дамских угодников… Толи дело мы, партизаны…

Машинка останавливается, и веселый дружный хохот начштаба и адъютанта гремит в пустом и длинном вагоне.

И опять серьезность и четкость в работе.

Но вот показывается из дверей сизый нос старшего врача санитарного поезда и его сипловатое и особенно вежливое:

— Баронесса приглашает штаб пожаловать в салон на ужин…

Штаб на миг замирает. Снегуровский на ходу на каблуках повертывается и прямо в лоб доктору:

— Почему баронесса?

Некоторое замешательство, и доктор мямлит:

— Она… у нас начальник поезда… Я понимаю — теперь несколько неудобно титуловать… Но вы понимаете, женщина, некоторое снисхождение к нашим привычкам, простите…

— Скажите баронессе… — Снегуровский делает паузу. Адъютант и начштаба — в панике: а вдруг откажется из-за титула?! Но командующий отчеканивает спокойно: — Штаб благодарит и сейчас прибудет!

Доктор сконфуженно пятится задом и проскальзывает в узкую дверь вагона.

Как только захлопнулась дверь, все разражаются довольным хохотом. Начштаба, всех толще и больше проголодавшийся, резюмирует свое настроение:

— Я бы сейчас к чорту в зубы согласился пойти!.. Так жрать хочется…

Быстро кончают работу. Снегуровский собирает черновики, и они проходят в салон.

…А ночью, когда штаб после ужина снова продолжал работать, Снегуровский думал между диктуемыми фразами: «Да, да! Я ее видел… Теперь я помню отлично: Иркутск, 18-ый год, Сибирский Совнарком. В одном из номеров гостиницы при Совнаркоме находилась арестованной какая-то важная белогвардейская шпионка… не то руководительница восстания юнкеров. Ее называли баронессой Глинской… Совершенно верно! Я ее видел на допросе у председателя Совнаркома: он сам тогда интересовался этим делом… А потом она бежала… Так говорил и Штерн. Совершенно верно! А потом рассказывал в Сопках о ней и Либкнехт, — он еще через нее водил за нос во Владивостоке самого Розанова, когда тот организовал операцию широкого наступления на партизан…».

— Помню! Все вспомнил!.. — вслух произносит Снегуровский и от неожиданности останавливается на полушаге.

Семенов отрывается от машинки.

— Как, товарищ командующий?

— Нет, нет… продолжайте.

И опять ровный стук машинки.

Баронессе сегодня не спится: она взволнована. За ужином она узнала одного из этих… Он у них главный, кажется… Командующим его называли они… Он был тогда в «Метрополе», это там, где помещался большевистский застенок — чека! Она там у них сидела временно, а потом так ловко, всех их надув, бежала…

Этот, — она теперь уверена, — ее тоже узнал… И в голову молнией: «А вдруг арестует!.. А вдруг… Нет…». Она совершенно расстроилась. И баронесса не спит… Нервы у нее совсем растрепались после Читы и Маши и последних событий… Она, не выдержав одиночества, нажимает кнопку звонка.

«…Бежать! — думает она почти вслух. — Бежать!»

В купе бесшумно входит сестра. И баронесса, немного успокоенная, рассказывает ей все всплывшее о 18-ом годе, она, вспоминает свои изумительные и фантастические авантюрные приключения того времени.

Сестра нежно, по-матерински, поглаживает пышные волосы баронессы и целует ее тихо в щеку.

— Эли… моя милая Эли! Успокойтесь, дорогая… Это у вас нервы. Подождем: будем настороже… Бежать всегда успеем…

Сестра эта — мадам Гдовская, та самая, которая ехала с ней за границу в 18-ом году из Петрограда на «последнем экспрессе».