Желтый дьявол. Том 3

— Товарищ Андреев исчез, — шепчет человек за дверью.

— Как исчез?

— Так! Только что гуляли по площадке, и вдруг как в воду канул. Ну, почти на глазах.

— Чорт знает, что такое! — Бецкий быстро одевается и решительными шагами направляется на площадку.

— Где это произошло?

— Здесь, около будки часового.

— Ах, вот! — Бецкий подходит к японскому часовому, стоящему у будки.

— Ты видел офицера, гуляющего здесь?

— Моя ничего не видел. Моя не знай.

— Врешь, — вне себя кричит Бецкий. — Это безобразие! Я сейчас пойду к Мацудайра. Мы тут больше не останемся ни дня. Чорт знает, что такое!

3. Бочкаревцы

Парень на бочке расправляет широкими взмахами четырехстороннюю:

«Эх, гуди, гуди, гармошка…».

Дюжина ног утаптывает пол. Тут и лапти, тут и ботинки, тут и кавалерийский сапог. А в воздухе «антрацит» такой густой, хоть на куски режь, хоть второй раз заворачивай.

Душно — пей водку. Напился — лежи и дрыхай, другим не мешай.

Кто-то затягивает:

«Эх, жизнь наша…».

— Малиновая! — отрывисто, чеканно подхватывает бас. И сразу хор:

«Мали, мали, мали каша
Беспартошная».

Веселая, забубенная удаль, залихватская, бесшабашная, без завтрашнего дня.

Что это за люди?

Только не партизаны. Не солдаты. Но у всех за поясами револьверы. В углу комнаты сложены винтовки. На плечах кой у кого поблескивают погоны.

Временами вспыхивающий свирепый огонь взглядов их выдает: это бандиты — знаменитые бочкаревцы — остатки семеновских отрядов, белогвардейцы, проигравшие все. Станция Уссури — их резиденция. Резиденция, может-быть, на день, но этот день они живут и живут во-всю.

Рыжий мужик Влас еле успевает доставлять истребляемое количество самогонки. Спрос превышает производство. Сконструированный у дяди Гаврилы аппарат из самоварной трубы, двух горшков и каких-то трубок не в состоянии развить такую нагрузку.

Поставщик Влас в испуге бежит к Алеше Титычу. Стучится.

— Выручай, отец. У нас закваски больше нема.

— А деньги? Деньги вперед. — Титыч сразу учитывает все положения этой сделки.

— Сейчас сбегаю. Приготовь только. А затем насчет девок спрашивают.

— Это не по моей специальности.

— А ты знаешь кого тут?

— А кто их знает. Нынче-то девки все гулящие. Иди к попу.

— Спасибо, Титыч. Приготовь закваски. Я сейчас денежки.

Немного дальше, в другой хибарке, сам атаман Бочкарев. Шапка набекрень, кудри лихо разметаны. Пьет кружку за кружкой какую-то буроватую жижу.

— Настоящая медовая, родимый. Настоящая, — потчует хозяйка.

А у самой волосы, цвета пакли, заметно шевелятся на голове. Небось, атаман строгий: не понравится — убьет. Сердитый он.

— Хороша, мамаша. Хороша! Пей, курочка, чего морщишься? — Это он угощает сидящую у него на коленях объемистую в телесах дочь хозяйки.

— Она, родимый, нежненькая, — заступается хозяйка. — Сызмальства по евангелию воспитана.

— Ну, и прекрасно, — делает вывод атаман. — Значит, пить умеет. Лопай, невеста, лопай, сегодня жениться будем.

Мужик Макар, хозяин их хибарки, подходит, почтительно наклонив голову.

— К вам, ваше сиятельство, двое японцев. Хотят с вами в компанию.

— Пусть войдут. — Атаман благодушно настроен. — А-а! — Он узнает двух знакомых японских офицеров. — Садитесь.

— Э, спасибо. — Японцы садятся и начинают на жаргоне объясняться в разных любезностях.

Бочкарев их не слушает. Он рад, что есть кому рассказывать о его воинственных намерениях.

— Я их всех… — делает страшное лицо атаман, неизвестно кому угрожая. — И доканчивает: — к чортовой матери.

— Господи, помилуй! — крестится в углу хозяйка.

— Вот попадись мне этот Штерн. Я его… — атаман опять делает свирепое лицо и, не найдя нужного места, заканчивает: — к чортовой матери.

— Господи, спаси! — причитает хозяйка.

Японцы с еле заметными улыбками смотрят на атамана.

— Что вы думаете? Я не смогу? Я все могу! Когда вы мне его приведете…

Он, окончательно опьяневший, опускает голову на плечо храпевшей у него на коленях девицы и засыпает.

4. О-Ой страшно

Приезд Мак-Ван-Смита к О-Ой волнует как самого О-Ой, так и все японское командование.

О-Ой и так все время пребывает в окружении шпионов, а тут еще Мак-Ван-Смит… Что-то готовится. Что-то должно быть серьезное.

Сам О-Ой чрезвычайно взволнован. Он по обыкновению сидит над плевательницей, но плевки его сегодня отрывистые, нервные и через долгие промежутки времени.

Он слушает стоящего перед ним Мак-Ван-Смита.

— Вам угрожает большая опасность, — говорит Мак-Ван-Смит по-японски мягким гортанным голосом. — Какая, еще нельзя сказать. Но большая… Это организация серьезная, с большими возможностями.

— Хрр-тьфу! Что вы сделали?

— Я отправил своего помощника вслед за одним из преступников. Но у них имеются сообщники везде…

— Где ваш помощник?

— Он еще не вернулся, ваше превосходительство.

— Хрр-тьфу!

— Я думаю, ваше превосходительство, — продолжает Мак-Ван-Смит, — что нужно принять немедленно меры к охране вашего превосходительства.

— Хрр-тьфу! Совершенно верно! А что?

— Электрические звонки, приборы, отмечающие колебания пола, обследование потолков…