Желтый лик. Очерки одинокого странника

После обеда, впервые за все свое двухнедельное пребывание в «доме», Синово вышла в приемную. Подруги окружили девушку и шепотом стали посвящать ее в детали своей профессии… Синово слушает молча, безучастно глядя на окружающих большими, удивленными глазами. В раскрытые двери виднеется клочок темного свинцового неба и девушка исходит тоской, вспоминая свою милую родину, прекрасную Нагойю.

Ненастный, холодный день гонит мужчин в тепло, к любви… Они входят в мокрых, пропахших сыростью пальто и пледах и скучные, бесстрастные, садятся на шелковых подушках вдоль стен, попыхивая папиросами. Девушки лениво заигрывают с ними, грея руки над тлеющими угольями, обмениваются вежливыми, церемонными фразами о погоде, о последних новостях с родины. С улицы доносятся одинокие, гулко чмокающие шаги прохожих и ритмическое постукиванье гетт по деревянным мосткам. Греясь над хибачем, мужчины вкрадчиво приглядываются к женщинам, зябкие и невеселые, холодно-расчетливые, как скупые крестьяне на конской ярмарке… Посидев некоторое время на корточках пред огнем, они прямо направляются к избранной девушке и, мягко шлепая в носках по циновкам, не спеша плетутся в каморку…

Вскоре Синово пригласил молодой японский офицерик в новенькой нарядной форме, блестящей золотыми галунами и медными пуговками, красивый и застенчивый, слегка бледный от волнения. Синово благодарно улыбнулась ему влажными глазами и, в замешательстве, стала оправлять на себе кимоно вздрагивающими руками. Медленно приподнявшись, она пошла вперед, мелькая короткими белыми носками, угловато-упругая и радостно взволнованная, чувствуя красивого молодого офицера за спиною. По пути, в коридоре, у дверей ее клетушки, хозяйка окликнула ее. Через короткое время к офицеру вышла старая экономка и предложила ему взять другую девушку. Молодой человек пробормотал что-то заплетающимся языком и, сконфуженный, вышел в приемную, не зная, куда деваться от любопытных взглядов женщин и гостей…

К вечеру Синово поместили в одну из задних комнат, обставленных наполовину по-европейски, где жила хозяйка. Там за нею всячески ухаживали, поили ее теплой саки и сладкими заграничными ликерами. Позже, когда девушка согрелась и стала напевать, аккомпанируя себе на кото, к ней впустили шестидесятилетнего старика-грека, местного богача, для которого специально выписывали красивых молодых девушек из Японии…

В китайском порту

Почти в центре города вьется тесными проходами и змеевидными переулками узкая улица, тянущаяся на протяжении версты вдоль Су-Чжоусского канала. Днем улицы эти с прилегающими к ним переулочками мало чем отличаются от соседних кварталов. Гортанно напевая свои товары, одиноко бродят уличные продавцы, позванивают инструментами цирюльники, неумолчно стонут, перетаскивая тяжести, кули. В черных, светящихся белым огнем горна кузницах беспрерывно лязгает железо, дробно заливаются молотки гробовщиков, изредка хрипло прокричит рикша, лавируя в узком проходе меж нависшими глинобитными стенами.

По обеим сторонам улицы тянутся зловонные канавки, переполненные отбросами, грязью и разрытыми, гниющими трупами животных. Узенькая доска над канавой ведет в заделанное толстыми бамбуковыми столбами отверстие в стене. Сквозь щели бамбуковых решеток можно разглядеть маячащие в глубине темных клетушек женские фигуры в белом.

К вечеру, когда начинает темнеть, из отверстий клетушек удаляют столбы и, одна за другой, появляются на улице грязные, растрепанные китаянки с красными, заспанными глазами и изуродованными кровоподтеками и в бесчисленных ссадинах лицами. Они визгливо-громко переговариваются с разных концов, ругаются, хохочут и поют, наполняя весь обширный квартал гортанно-сиплыми бранными выкриками и гоготом истеричных, испитых голосов…

В глубине клетушки виднеется узенькая лестничка со сгнившими, сломанными ступеньками без перил и тускло смердит маленький ночник перед осколком зеркала на стене, вокруг которого столпилась кучка китаянок с принадлежностями китайской косметики, делающих свой туалет к приему гостей… Они все почти одинаково одеты в белых узеньких штанишках и коротеньких курточках и лишь красочные яркие украшения в волосах и металлические гребни и булавки в косах и над стрижеными челками на лбу придают им базарную пестроту, очень похожую на украшения лошадей на конской ярмарке в Малороссии… Тут же в углу, за столом, сморщенные старые китаянки, совершенно лысые, с засаленными черными бантами над лбом, играют в кости. Во мгле резко звучит сухой стук костей под худыми, костляво-жилистыми пальцами старых ведьм и, заглушенно, как тайна, раздаются старческие, вздрагивающие голоса, неожиданно выплывающие из-под низких балок потолка…