Желтый лик. Очерки одинокого странника

Среди белых женских силуэтов гуляют по улице в одиночку и группами голодные, полуголые безработные кули и портовые рабочие. Одетые в лохмотья, грязные, черные от копоти, в угольной, мучной и известковой пыли, они медленно плетутся вдоль стен, временами останавливаясь у раскрытых дверей, где оголенные китаянки красятся при коптящих ночниках. Завидя группу прилично одетых купцов, женщины впопыхах выбегают из клетушек на улицу, хватают их за руки, ласкают и обнимают их, бесстыдными жестами зазывают к себе, тут же вступают в драку со своими соперницами, образуя тесно сплетенный ком живых женских тел, пока со стороны не появится всевластный, одетый в хаки с красной чалмой на голове, полицейский-индус с толстой палкой в руке…

На порогах, среди зазывающих женщин, выделяются хрупкие тоненькие фигурки девочек-подростков. Ярко и грубо накрашенные, с пестрыми ленточками в тугих косичках, они выглядят, как куколки в витринах на базаре женских тел. Некоторые из них беспомощно жмутся к взрослым женщинам или, испуганно раскрыв раскосые, черные блестящие глазки, теребят худыми, вздрагивающими пальчиками застежки на курточках, боязливо прячутся в тени каморок. Другие гордо стоят на порогах, старательно подражают проституткам, визгливо зазывающим прохожих, заложив ручонки глубоко в карманы штанишек с видом бравых новобранцев, благополучно перенесших первое боевое крещение…

Местами улица настолько узкая, что прохожие задевают стены локтями. К ночи канавы переполняются, расплываются по всей улице и далеко вокруг распространяют удушливый запах гниющих отбросов и человеческих испражнений, смешанный с терпко-сладковатым запахом рисовой пудры, дешевых китайских духов и смолистых курений…

Среди клеток проституток ютятся смрадные уличные трактиры и кухни. Здесь, под нависшими сводами черных, закоптелых потолков, в густом непроницаемом дыму, на нарах у столов, кули играют в карты и кости, жадно набрасываются на деликатесы родной кулинарии, быстро работая захватанными палочками над глиняными мисочками. Кое-где гремят китайские оркестры, уличные торговцы зычно выкликают свои товары, поют, переругиваются, свистят, перебивают друг друга, спьяну заводят ссоры по малейшему поводу, а то и совсем без всякого повода, вступают в драку с соседними группами, увлекают по пути столы, густо уставленные посудой, в адском гуле и грохоте цепляются друг за друга, буйствуют и рабски разбегаются в разные стороны, завидя вдали одинокого индуса-полицейского…

С напускной важностью, медленным степенным шагом, блюститель порядка обходит свой квартал с белой палкой в руке… Кули рассыпаются перед ним по многочисленным переулкам и темным проходам; лишь купцы и солидные приказчики в темных шелковых халатах и круглых атласных шапочках-ермолках, как ни в чем не бывало, серьезно-деловито осматривают женщин на порогах, холодно прицениваясь к живому товару. Индус, поравнявшись с ними, снисходительно скалит сверкающие, ослепительно-белые нал черной бородой зубы, добродушно шутит с проститутками, коверкая китайские и английские слова. Знакомые женщины оживленно приветствуют его, ласкаются к нему, обнимают его и дикой, сдержанной страстью блестят на черном лике жгучие глаза, судорожно вздрагивает в загорелой, волосатой руке толстая палка — выразительный символ власти над пестрой толпой квартала…

Часто со стороны порта проходят небольшими группами иностранные матросы в широчайших синих штанах и форменных куртках с отложными голубыми воротниками и лихо сидящими шапками-блинами с золотыми надписями кораблей. В начале вечера они обычно мирно настроены и молодцевато шагают гуськом, вырываясь с хохотом из цепких объятий прилипающих к ним по пути женщин. Затем, побывав к концу вечера в нескольких барах и трактирах, они быстро пьянеют, становятся буйными, нападают на мирных кули и женщин, затевают кровавые побоища со встречными земляками, нередко заканчивающиеся многочисленными жертвами…

Местами из черных углублений выходят, крадучись, китайцы с бледно-зелеными лицами и больными, потухшими взглядами, от которых несет едким, одуряющим запахом опия. Потайной вход ведет из каморки проститутки в небольшую узкую клетку с тремя рядами нар по сторонам. На нарах лежат в разных позах курильщики, устремив застывший взгляд в одну точку, где, меняясь ежесекундно, плывут перед ними яркие картины и образы, навеянные расстроенной, больной фантазией. В углу над входом слабо мерцает ночник и изредка вспыхивает в черной мгле живой огонек в тоненькой трубочке курильщика, осветив на одно мгновение беспрестанно движущиеся тени на стенах…