Жемчужина

Волокушу мы так и бросили под деревом. Возможно, лучше было бы ее уничтожить, но моим спутникам виднее. В конце-концов, они, а не я, здесь живут, а я, можно сказать, вчера родился, выкопался, как усач-верхогляд, из горячего песка. Только, в отличие от жука, у меня из норки не торчали антенны с дневными глазками на концах. И вовсе не добычи ожидал я под слоем песка, прикрытый нависшей красной скалой.

— Не врут! Рожденный Пустыней, ты оживаешь, как сама пустыня, если воды дать, — Трана хлопнул меня по плечу. — Сейчас пройдем ущельем, потом наверх. Недалеко уже. Выйдем на Красную поляну, считай, добрались.

Впереди покачивалась спина Нарт, лавировавшей между валунами.

— Скоро гладко будет, тропа там хорошая, — поняв мое внимание к ней по-своему, объяснил Трана.

Я рассеянно кивнул.

Последняя женщина, которую я видел, была немолода, ее звали Зоакар, и три мужа содержали ее дом. Она рассказала мне сказку о битве гигантов-анамибсов, старых богов, вооруженных раскаленными каменными топорами, с Многоруким, защитником людей, в которого люди перестали верить. История о рождении пустыни. С неба падали камни, впиваясь в землю. Наверное, так возникла легенда. И те, кто пересказывают ее детям, верят, что однажды в пустыне проклюнется древнее яйцо: может быть, анамибса, а, возможно, упавшее с неба вместе с теми скалами. И выйдет из него человек. Или новый бог. Или посланник богов. Или их проклятье. Выйдет Рожденный Пустыней.

Его ждали наследники, чтобы убить. Святоши верят, что человек этот прогневит звезды, вызовет на себя их огонь, и никакие жертвы не умилостивят грозных предков, чьи глаза взирают на нас каждую ночь. Жрецы считают его изначальным злом.

Его ждали местные дикари, ждали и боялись, потому что не знали, что он принесет им.

Зоакар не боялась. Она просто рассказывала сказки. Испугалась она, когда увидела наследников, пришедших за мной. Воспользовавшихся традицией выбирать жертву среди чужаков. Пусть даже неурочную жертву. Слуги святош, решивших свести со мною счеты. Могли бы просто убить, как убили Зоакар и всех ее детей и мужей. Некому больше рассказывать сказки в ее доме, некому их слушать, да и дома-то больше нет, навлек я на него гибель.

Глядя на удаляющуюся спину Нарт, я думал о женщине, что всего лишь дала мне кров и рассказала сказку. И за это умерла.

А второй половиной мозга я думал о самой Нарт. О том, как грациозно покачивается ее спина и бедра, несмотря на огромную силу, которой природа снабдила их хозяйку. Неуклюжесть, так бросавшаяся в глаза с момента нашей встречи, как будто покидала ее. Возможно, дикарка была больна или ударилась головой, а теперь хворь постепенно отходила?

И как странно она смотрит на меня. Будто пытается говорить глазами.

— Давай-давай, пойдем! Или ты устал? — В скрипучем голосе Траны скользнула озабоченность. Солнце уже подкрасило розовым стену ущелья, тропа, действительно, выровнялась, словно кто-то специально разбирал и укладывал аккуратно камни.

Она вела вверх.

Подталкиваемый Траной, я доковылял до конца и выбрался на плоскую, широкую площадку, открытую всем ветрам. Далеко подо мной лежало нижнее плато, над самым краем его едва различимо маячил зуб Крепости Костей. Багровое марево укрыло горизонт и приняло в себя солнце. В этом тяжелом свете красные плиты площадки казались облитыми густой венозной кровью. Фобос желтой букашкой бежал по гаснущему небу.

«Фобос? — рефреном ударила меня мысль. — Я опять назвал Вестника Фобосом? Что это значит? На каком языке?»

«Страх. Это означает страх» — едва слышно прозвучал в голове нежданный ответ, и я содрогнулся.

— Эй-эй, не упади, а то покатишься! — Трана обхватил меня за плечи и подвел к отвесной стене. — Сядь. Это Красная поляна, здесь будем ждать.

«Я устал. Наверное, от усталости, — думал я, почти не слушая его. — Иначе откуда эти навязчивые слова? Они приходят, когда я измотан».

— А почему поляна? — Спросил вслух, только чтобы отвлечься. — Где лес?

— Старое название, — вздохнул Трана. — Был лес. Но даже дед его не видел. Гибнет лес. Чем дольше живем, тем его меньше. Путной древесины теперь до Дарсума не сыщешь, а еще двунадевять назад рубили в полдне пути отсюда, по всем южным отрогам и в долине. Вырубили, а новый не растет. Раньше рос, теперь вот…

Закончил он непривычно длинную для себя речь. Видно, тема задевала за живое.

Моя голова гудела стаей мух, набившихся в ловушку нектарницы. Ничего, погудят и уймутся. Немного отдохнуть…

«Ксената, вернись! Черт тебя дери, возвращайся!»

С воем я вскочил на ноги. Трана испуганно отпрянул вдоль стены, Нарт подпрыгнула и странно посмотрела в мою сторону. Но мне было не до них. Кто говорит со мной внутри моей головы?! Пустынник заполз корнем через ушную раковину, пока я отсыпался под барханом, и отложил кладку разумных жужелиц? Теперь они говорят со мной? Я сплю?

«Услышал, наконец-то. Это Пол. Вспоминай. Пол. Ганимед. Шакрат, лкумар…»