— Не будем верить лжи! — Неро развел руки навстречу толпе, как будто приглашал в свидетели всех присутствующих. — У нас есть герцог — законный сын и правитель, так будем почитать его и его уважаемую матушку, и не станем верить нелепым слухам!
Настроение толпы переменилось. Казалось бы, прошло всего ничего времени — а рыдающие женщины уже успокоились и посматривали в мою сторону с неприязнью и недовольством. Лгунья! Отвергнутая невеста!
Я бросила быстрый взгляд в сторону Тристана. Он сидел неподвижно, вцепившись в подлокотники кресла и опустив голову. Милдрют стояла рядом, насмешливо посматривая вокруг. Ноздри ее воинственно раздувались, как будто она готова была хоть сейчас броситься в бой — только появится повод.
— Лален, ты слышала? — хмуро спросил король, когда господин Неро спрыгнул с камня. — У тебя есть доказательства?
— Нет, ваше величество, — ответила я твердо и громко. — Только мои слова.
Господин Неро указал на меня, обращаясь к толпе, словно говоря: вы же видите…
Люди недовольно загомонили. Конечно, они собрались здесь не для того, чтобы слушать сказки какой-то лживой девицы…
— Но я говорю правду, — отчеканила я, не обращая внимание на общее недовольство, и на то, что король с каждой секундой все больше темнел лицом. — И я готова доказать, что мои слова правдивы. Я — против господина Доруа или леди Ромильды, если они осмелятся.
— Орадлия? Божий суд? — усмехнулся Неро. — Вы способны зайти так далеко в своем безумстве? Но ордалия — пережиток прошлого. Никто теперь не верит в праведность поединка. Мы — просвещенные люди, и не решаем такие вопросы силой…
— Зачем поединок? — ответила я, глядя на него и тоже усмехаясь. — Это как в сказке про змеиное деревце. Если говорить правду, то и солнце может подняться на западе.
— Вы заставите солнце взойти на западе? — изумился господин Неро, а потом расхохотался в голос. — Да вы шутница, леди Маргарита!
— Я докажу, — сказала я раздельно, — что мои слова — правда. Поэтому они не сгорят даже в огне. Дайте мне свиток и чернила. И зажгите факел
Никто не двинулся с места, а господин Неро весело вскинул брови, показывая, как его забавляет подобное разбирательство.
— Выполняйте, — кисло сказал король. — Разберемся во всем до конца, раз уж собрались.
— Благодарю, ваше величество, — я поклонилась, чувствуя, как меня охватывает дрожь. Сейчас всё должно решиться. — Клянусь, что говорю правду, и беру в свидетели неупокоенные души невинно убитых, — я говорила нарочито-грозно, повернувшись к герцогине, — души тех, кто видел убийство и знает, как все произошло.
— Тащите скорее перья и чернила! — рыкнул король. — Пора это заканчивать!
Мне принесли пергаментный лист, чернильницу, перья, и слуга остановился поодаль, держа зажженный факел.
Я торжественно расстелила пергамент, заточила перья, откупорила чернильницу — все это медленно, под сотнями любопытных взглядов. Открыв чернильницу, я принюхалась. Замечательно. Самые лучшие королевские чернила — такие не поплывут, даже если письмо пролежит в морской воде. Окунув перо, я написала три фразы и подняла пергамент над головой, показывая его собравшимся.
— Прочтите, леди Ромильда, — сказала я. — Что здесь написано?
Герцогиня не ответила, за нее прочитал Неро.
— Вы написали: я говорю правду. Трижды написали, леди Маргарита, — подсказал он. — И что дальше? Подожжем?
— Пусть чернила высохнут, — сказала я. — И мне надо помолиться. Чтобы небеса услышали и наказали зло.
— Молитесь, — согласился господин Неро, отступая. — Не буду вам мешать.
Я встала на колени, оперевшись локтями о камень, на котором лежал пергамент, и склонила голову на сомкнутые руки. Со стороны моя поза казалось образцом благочестивой молитвы, и я позволила себе молиться достаточно долго, бормоча все отрывки из Святого Писания, которые могла припомнить.
Наконец я выпрямилась и подозвала слугу с факелом.
— Поджигайте! — велела я. — Убедитесь, что я не лгу, что я говорю правду!
Слуга поднес горящий факел к загнутому краешку свитка, и все подались вперед, чтобы лучше разглядеть, что произойдет. Свитку полагалось потемнеть и скукожиться, но ничего подобного не произошло. Вместо этого пергамент охватило синеватое пламя. Оно взметнулось, пластаясь по ветру. Гибкие языки огня жадно лизали написанные мною буквы, но… свиток оставался невредим!
Я оглянулась. Неро утратил свою невозмутимость и стоял с открытым ртом, глядя на это чудо, а герцогиня побледнела, как смерть.
Пламя колыхнулось в последний раз и погасло.
Пергамент остался лежать на камне — такой же, как и был.
Несколько секунд зрители безмолвствовали, но потом голуби на крышах домов вспорхнули стаей, вспугнутые поднявшимися криками. Вопили все — и лорды, и простолюдины, Ланчетто выкрикивал что-то грязное про меня и Тристана, герцогиня Анна хватала свекровь за руку, визжа, как недорезанный поросенок, и только леди Ромильда сидела молча, не отводя взгляда от лобного камня.
На этом камне рубили головы преступникам благородных кровей.