Жемчужина, сломавшая свою раковину

В конце концов Бадрия решилась подойти к Гулалай-биби и спросить, не знает ли она, случайно, о планах сына насчет нашей дальнейшей работы в парламенте. Прислонившись к косяку двери и скрестив на груди руки, Гулалай-биби начала что-то рассказывать Бадрие вполголоса, но, увидев меня в коридоре неподалеку от них, замолчала на полуслове. Обе смущенно переглянулись.

— Давай-ка отправляйся чистить ковры в гостиной, — скомандовала свекровь, — и хотя бы раз постарайся сделать это как следует! Я не хочу, чтобы комната выглядела запущенной.

Я двинулась дальше по коридору, но, не дойдя до гостиной, застыла на повороте и вся превратилась в слух.

— Когда это случилось? — спросила Бадрия.

— Как только вы уехали. Он знаком с ее братом. Я-то вообще никогда не понимала, зачем ему понадобилась Рахима. Зачем было тащить эту бродягу к нам в дом?

— Согласна. Я тоже не понимала, как можно брать в жены бача-пош. Но почему вдруг он решил избавиться от нее?

— Думаю, он понял, что это была ошибка. И хочет ее исправить.

— Но почему просто не взять еще одну жену?

— Потому что он живет по хадису![58] Он уважаемый человек в нашей провинции и подает пример людям, следуя словам Пророка. А Пророк говорит, что мужчина не должен брать больше четырех жен.

У меня пересохло во рту. Что задумал Абдул Халик?

— Да благословит его Аллах! Какое счастье, что он ведет себя, как подобает верному мусульманину.

Гулалай-биби довольно хмыкнула, одобряя похвалу в адрес сына.

— Только смотри не проговорись Рахиме. Она и так необузданная, как дикий осел. Не хватало еще, чтобы ее сумасшедшая тетка заявилась сюда и устроила скандал.

— Конечно, ни слова не скажу. Только она сама скоро все узнает…

В коридоре появилась стайка ребятишек. Они бежали на улицу. Топот их ног заглушил мои шаги, и я быстро прошмыгнула в гостиную и взялась за уборку.

Джамиля — единственный человек в доме, с кем я могла поговорить. Надо выяснить, действительно ли Абдул Халик задумал избавиться от меня. И каким образом.

— Что? Где ты это услышала? — Глаза Джамили превратились в две узкие щелочки.

Я пересказала ей подслушанный разговор. Она слушала очень внимательно.

— Я знаю не больше твоего, — вздохнула Джамиля, когда я закончила рассказ. — Бадрия — любимица Гулалай-биби, а с нами свекровь секретами не делится. Но если он на самом деле задумал такое — это большая беда. Да поможет нам всем Аллах.

— Джамиля, он хочет избавиться от меня. Он действительно может это сделать?

— Да, он может… — начала Джамиля, но на полуслове замялась и после короткой паузы добавила: — Рахима-джан, я не знаю. Правда не знаю.

Мы оставили пугающие слова несказанными.

Я столько раз молилась, чтобы муж отослал меня обратно к родителям, но теперь это означало бы разлуку с сыном. А еще Джамиля рассказала однажды о молодой женщине, которую муж под каким-то предлогом вернул отцу, но семья отказалась принять ее обратно. Женщина исчезла, и никто не знает, что с ней случилось.

После нашего возвращения из Кабула прошел месяц. Однажды я сидела у себя в комнате и штопала платье — то самое синее домашнее платье, в котором Бадрия запретила мне ходить на заседания парламента. Позже, увидев, как одеваются женщины-парламентарии, я поняла почему. Но поскольку вероятность, что у меня появится материал на новое платье, была близка к нулю, я в очередной раз взялась чинить старое.

— Ма-фа, — позвал меня Джахангир, я вскинула глаза и увидела, что позади сына почти такой же неуверенной походкой, как у него, ковыляет тетя Шаима.

Я удивилась: обычно тетя не заходила в эту часть дома, предпочитая дожидаться меня во дворе.

— Тетя Шаима! Тетя Шаима! — Я бросилась к ней, обняла ее и крепко-крепко прижала к себе. — Ты пришла! Наконец! Я так волновалась!

Тетя оперлась рукой о косяк и слегка наклонилась вперед, чтобы выровнять дыхание. Я слышала, как воздух со свистом вырывается из ее легких.

— Будь проклят Абдул Халик, построивший свой особняк так далеко от деревни, — между вдохами и выдохами успела произнести тетя Шаима.

Я быстро глянула поверх ее плеча — нет ли кого в коридоре, кто мог бы услышать, как тетя проклинает моего мужа.

— Прости, тетя Шаима, мне очень жаль, что ты вынуждена проделывать такой путь, чтобы повидать меня. Если бы только я сама могла навещать тебя…

— Э-э-э, не говори глупостей. Я буду ходить, пока меня ноги носят. А теперь давай садись и рассказывай о поездке в Кабул. И с какой стати вы вернулись так быстро?

Я рассказала тете обо всем, что мне удалось увидеть в Кабуле: и об отеле, и о парламенте, и об Учебном центре. И конечно же, о Замаруд, а также о взрыве, ставшем причиной нашего поспешного отъезда из столицы.

— Да-да, я слышала об этом по радио. Подонки!

— Кто это сделал? Что говорят?

— Разве это имеет значение? Кто подложил бомбу, неизвестно. Но мы все понимаем, почему ее подложили. Еще бы, женщина — и вдруг говорит им прямо в лицо всю правду о них. Кто же захочет такое слушать?

— Она жива?

— Сказали, что бомба взорвалась возле ее машины, убит один из телохранителей. Но сама Замаруд не пострадала.