— Бинафша-ханум, приготовься! А ты, — он с отвращением взглянул на Шекибу, — ты будешь присутствовать на месте казни. Затем за твое преступление тебя накажут. А после выдадут замуж. Благодари Аллаха за проявленное к тебе милосердие, которого ты не заслуживаешь.
Офицер вышел, дверь снова с грохотом захлопнулась. Сердце Шекибы едва не выпрыгнуло из груди.
Бинафша смотрела на Шекибу, уголки ее рта поползли вверх, на измученном лице появилось слабое подобие улыбки.
У Шекибы дрожали руки. Это, должно быть, Аманулла. Узнав, что случилось, он вмешался. Но почему именно сейчас, когда ее обвинили в преступлении против его отца? Все говорили о доброте и благородстве Амануллы. Возможно, он понял, что за обвинениями, которые обрушились на Шекибу, стоят злоба и мстительность других людей. Возможно, за несколько коротких встреч он сумел увидеть в ней то, что не замечали другие, — нечто большее, чем женщину, переодетую в мужскую одежду.
Слезы текли по щекам Шекибы. Теперь все, что ей оставалось, — ждать. Часы тянулись мучительно долго. И еще мучительнее становилось пребывание в одной комнате с Бинафшей. Совершенно сломленная, она смотрела в пространство остекленевшим взглядом. Сердце Шекибы разрывалась. Она подползла к Бинафше и села рядом, прижавшись плечом к ее плечу.
— Бинафша-ханум, — осипшим голосом сказала Шекиба, — я молюсь о тебе.
Бинафша чуть повернула голову и посмотрела на Шекибу, ее взгляд был полон муки, но в нем промелькнуло нечто, похожее на благодарность.
— Я не могу понять, почему ты так поступила… но я буду…
— Я пошла навстречу своей судьбе, — тихо и спокойно произнесла Бинафша. — Вот и все, что я сделала.
Когда дверь в каморку распахнулась и двое солдат вошли внутрь, они увидели, что женщины сидят, тесно прижавшись друг к другу, Шекиба сжимала в своих ладонях холодные как лед пальцы Бинафши. Один солдат схватил Бинафшу за плечи и рывком поднял на ноги, другой оттащил Шекибу в сторону. Их руки разомкнулись. Запястья приговоренной крепко стянули веревкой, затем Бинафшу покрыли голубой паранджой.
Бинафша начала выть. Длинный протяжный вой. Пока они шли по дворцовым коридорам, вой делался все громче и громче.
— Заткнись, шлюха! — гаркнул солдат и с размаху ударил Бинафшу кулаком между лопаток, предварительно убедившись, что их никто не видит. Хоть эта женщина и была приговорена к смерти, но она все еще оставалась наложницей эмира.
Бинафша вздрогнула, втянула голову в плечи и начала громко молиться:
Солдат снова с силой толкнул ее и приказал замолчать. Но тщетно. Молитва Бинафши звучала в дворцовых коридорах, по которым они шли, направляясь к двери, ведущей на задний двор, где полуденное солнце едва не ослепило двух женщин, трое суток проведших в полумраке старой кладовой.
Весь гарем собрался во дворе. Шекиба окинула взглядом женщин, которые выстроились в одну длинную шеренгу. Лица их были закрыты, но силуэты — знакомы. Шекибе не составило труда узнать большинство из них. Вон Халима, плечи ее заметно вздрагивают — плачет. Вот Сакина, рядом — Фатима, эти держатся за руки.
«Вы… вы сделали
Гафур, Кабир, Казим и Тариг стояли перед шеренгой и хмуро смотрели на свою бывшую подопечную, ныне приговоренную к смерти. Даже на расстоянии было видно, что Тариг бьет мелкая дрожь. Шекиба усмехнулась про себя. Гафур что-то деловито шепнула Казим, при этом старательно косила в сторону, чтобы не встретиться взглядом с Шекибой.
Повсюду стояли солдаты. Просторный двор был полон солдат. Тем более пугающей казалась висевшая в воздухе тишина. И в этой тишине особенно отчетливо были слышны шаги Бинафши, которая, волоча ноги по земле, приближалась к месту казни. Ее молитва, точно горное эхо, плыла над дворцовыми садами.
Стоящие в отдалении обитательницы гарема начали испуганно жаться друг к другу. Кто-то заплакал. Другие стали было шикать на нее, пытаясь заставить замолчать, но всхлипывания становились все громче и громче. Шекибе показалось, что она узнала голос Набилы.
— Прекратите рыдать из-за этой шлюхи! — раздался громовой окрик.
Шекиба обернулась на голос. Приказ прекратить рыдания прозвучал из уст офицера. На таком расстоянии Шекибе не удалось рассмотреть лицо, но он был похож на того, кто приходил к узницам объявить сначала о казни, а затем о помиловании одной из них.
Тысячу раз Шекиба пересекала этот двор, но никогда прежде он не казался ей таким огромным.