Жемчужина, сломавшая свою раковину

Шекиба приближалась к гарему. Она шла, задумчиво кусая нижнюю губу. План начал вырисовываться все яснее. Правда, над реализацией придется немного поработать.

Глава 30 РАХИМА

Время шло, месяц пролетал за месяцем, так незаметно минуло два года. Я опасалась, что скоро забуду лицо собственной матери, и не могла с уверенностью сказать, что узнаю младших сестер, если мне когда-либо доведется снова увидеть их. Навещавшая нас с Парвин тетя Шаима приносила новости из дома, по большей части невеселые. Тетя, конечно, всячески смягчала свой рассказ, опуская излишние подробности, но она считала, что мы имеем право знать правду. Мама-джан стала такой же заядлой курильщицей опиума, как и отец. Рохила и Ситара остались без присмотра, предоставленные сами себе. Правда, бабушка иногда заглядывала к ним и принималась наводить свои порядки, в ответ мама-джан начинала делать все наперекор бабушке, и в результате их отношения, и без того натянутые, совсем испортились.

В глубине души я была даже рада, что мне не приходится быть свидетелем того, что случилось с мамой-джан. С другой стороны, я часто думала, как повернулись бы события, если бы мне удалось реализовать мой план: вынудить мужа и свекровь отправить меня обратно к родителям. Стоило моим мыслям устремиться в этом направлении, и я неизбежно возвращалась к одному и тому же вопросу: как сложились бы наши жизни, моя и моих сестер, если бы из меня не сделали бача-пош? Мне казалось, что именно с того момента наша семья начала разваливаться на куски. Интересно, Шахла и Парвин думают так же?

А еще мне очень хотелось узнать, что именно задумала бабушка Шекиба. На что она рассчитывала? Ее возможности были так ограниченны. Мне трудно было представить, что давало ей повод надеяться, что ее план осуществится.

Тем временем я освоилась с ритмом и общим строем жизни в большом и многолюдном доме Абдула Халика. И хотя наладить добрые отношения с Гулалай-биби в принципе было невозможно, я все же поняла, каким образом сделать свою жизнь более-менее спокойной и безопасной. Однако тонкий серп месяца не раз вырастал до полной луны и снова убывал, прежде чем мне удалось приспособиться.

Моему сыну Джахангиру исполнилось десять месяцев, что уже само по себе было чудом. Беременность и роды едва не стоили мне жизни. Я боялась, что ребенок разорвет меня на части. Никогда я не видела столько крови. Роды принимала Джамиля, так же как и роды Шахназ. Абдул Халик не хотел, чтобы его жены обращались в больницу, а профессиональной повитухи в нашей деревне не было. Так что моему новорожденному сыну перерезала пуповину вторая жена моего мужа. Изможденная и оглушенная болью, я лежала в полузабытьи. Раньше я даже не представляла себе, что такая слабость, заполняющая каждую клеточку твоего существа, вообще возможна. Джамиля обтерла меня влажным полотенцем и принесла густой бульон из муки, масла, сахара и грецких орехов. Наклонившись, она поднесла плошку к моим губам и заставила выпить смесь. Смутно помню, как Джамиля непрестанно молилась надо мной, бормоча что-то о том, чтобы я не повторила судьбу юных жен ее дяди. И по сей день думаю, что лишь благодаря молитвам Джамили осталась жива.

Джамиля и Шахназ заботились о моем мальчике первые дней десять, пока я приходила в себя. Даже Гулалай-биби на время оставила меня в покое.

— По крайней мере, она родила сына, — сказала старуха.

Хоть что-то мне удалось сделать правильно.

Джахангир был назван именем героя, которого мы придумали с друзьями: Абдуллой и Ашрафом. Плод нашей коллективной фантазии был сильным и отважным, он не боялся никого и ничего на свете. Непобедимый боец, он к тому же был самым мудрым и добрым. Джахангир сражался с целым миром, и его имя говорило само за себя.[46] Мы хотели быть похожими на нашего героя.

У нас даже появилось нечто вроде ритуала. К примеру, если Абдулла злился, что никак не может освоить новый прием тхэквондо, мы говорили, что Джахангир на его месте не сдался бы так легко. Или если мне никак не удавалось отобрать у противника мяч и нанести удар по воротам, я представляла себе, как Джахангир на моем месте продолжает упорно сражаться, и снова кидалась в бой. Ашраф вызывал в сознании образ Джахангира, напористого и несгибаемого, когда ему приходилось торговаться с лавочниками на рынке, и образ Джахангира торжествующего, если чувствовал, что лавочник вот-вот сдастся.

Пока я была беременна, мне и в голову не приходило задумываться об имени для ребенка. То, что у него будет имя, казалось мне чем-то само собой разумеющимся, словно дети рождаются уже с именами. На самом деле я настолько была напугана самим фактом, что у меня родится ребенок, что меньше всего хотела размышлять об имени для него. Однако Джамиля убедила меня в обратном.

— У тебя должно быть заготовлено имя для ребенка, — сказала она. — И это имя должно что-то значить.

Поэтому к тому моменту, когда Джамиля закончила смывать кровь с моих бедер, у моего сына уже было имя.