Первым побуждением нерадивого сына было броситься на отца, освободить Ильяс-бека (он уже понял, что покушение не удалось) и довести дело до конца.
Он дернул плечом и не мог двинуться с места, его словно парализовало, как от укуса скорпиона.
Тамерлан подошел к нему и дотронулся до груди:
– Ну что, Мираншах? Удивлен? Не ожидал меня увидеть?
Ошарашенный сын еле-еле пролепетал:
– Что ты такое говоришь?
– Пойдем в покои, – он кивнул убийцам, и те беспрекословно последовали за ним.
В большом зале Тамерлан устало опустился на подушки и залпом выпил кубок с янтарным вином.
– Вижу, сын, ты огорчен. – Он дернул себя за бороду и нахмурился. – Я всегда говорил, что Аллах на стороне правых. Как ты мог, Мираншах? Разве я не дал тебе все, о чем можно мечтать? Разве я когда-нибудь предавал тебя?
Мираншах собирался что-то сказать, но Тимур поднял руку с саблей.
– Это все из-за вещицы, которая покоится здесь? Скажи, разве это стоит моей жизни?
Сын открыл рот, и по нижней полной губе потекла слюна. Он был жалок и потому противен Тимуру.
– Вы заслуживаете казни, – отчеканил он. – И я казню вас сегодня вечером.
Ильяс бросился на колени и запричитал:
– О повелитель, я раскаялся в содеянном. Я никогда больше не поддержу Мираншаха. Пощади меня!
Тамерлан покачал головой.
– Ты не заслуживаешь пощады. Разве ты не виноват в том, что произошло? Ты и твои подельники развращали моего сына день за днем. К сожалению, он оказался слабым человеком и не смог противостоять вам. Поэтому вы все заслуживаете веревки на шею.
Мираншах побледнел. Его одутловатое лицо стало безжизненным, губы посинели, глаза ввалились.
– Отец, ты не можешь так поступить! – закричал он. – Ты не можешь убить сына.
– Разве родственные связи когда-нибудь мешали владыкам? – усмехнулся Тамерлан. – Ты хотел убить меня – это ли не лучшее тому подтверждение? А потом бы эти предатели убили бы тебя. – Он повернулся и прошел прочь, прихрамывая.
Мираншах повалился на ковер и забился в истерике.
Глава 75
Черноморск, наши дни
Лиза распахнула дверь, и Геннадий был поражен ее красотой и какой-то фарфоровой хрупкостью. Она напоминала фарфоровую куклу-голландку: светлые, почти белые волосы, мраморное лицо, голубые глаза.
– Вы по поводу мужа? – поинтересовалась она спокойно, пропуская их в квартиру. – Вы нашли Антона?
Краем глаза Волошин заметил Валентина, сидевшего за столом.
Увидев полицейских, молодой человек побелел от страха, и майор понял, что они на правильном пути.
– Мы не по поводу мужа. – Геннадий посмотрел женщине прямо в фарфоровые голубые глаза. – Мы к вам, Елизавета Алексеевна. Вы обвиняетесь в убийстве Марии Петровны Богдановой.
Женщина вскинула голову:
– Богдановой? А кто это? Я не знаю никакой Богдановой. Это чудовищная ошибка. Я никого не убивала.
Геннадий отстранил ее и подошел к Валентину. Тот, если это возможно, стал еще белее.