На улице, недалеко от входа в автовокзал, снова вижу встревоженную людскую толпу. Они стоят кольцом, что-то бурно обсуждают.
— Милиция, милиция, — голосит одна тетка из «кольца». — Да что же это делается, средь бела дня людей убивают.
Тревога застыла в груди, слышу, как бьется мое сердце. Спешу туда, к «кольцу». Сквозь ноги, сумки и тележки с трудом различаю человеческую фигуру на асфальте. Там кто-то лежит, но кто? Растолкать любопытных граждан удается с трудом. Тот, кто лежит на асфальте, пытается подняться. Пока я вижу только его ноги, он с трудом поднимается на колени. Наконец-то я у цели, я внутри «кольца» и… О, ужас! В человеке с окровавленным лицом я узнаю коллегу Порошина. Правой рукой он упирается в землю, левой прикрывает лицо. Кровь сочится сквозь пальцы, окропляя асфальт. Ему помогает подняться кто-то из прохожих, хватает за руку, тянет наверх.
— Что случилось? — Я подлетаю к раненому.
Он растерянно смотрит на меня.
— Попите… — говорит он что-то невнятное. Я ничего не поняла, сдвинула брови. Он убрал руку от лица, сплюнул на землю сгусток крови и осколок сломанного зуба. — Плостите, я пости догнал его. — Несмотря на ранение, парень в первую очередь переживал из-за того, что подвел меня. Всегда уважала таких людей.
— Это он вас так?
— Нет, кто-то дугой. Я не знаю, откуда он взялся, как улаган налетел, сбил с ног.
— Лицо его видели? — без особой надежды на положительный ответ спросила я.
Он только покачал головой и виновато отвел взгляд.
— «Скорую» вызовите, — обратилась я к толпе любопытных и участливых граждан, — вызовите «Скорую».
— Уже вызвали, сейчас будут, — подал голос кто-то из прохожих.
— Оставайтесь здесь, за вами приедут, — велела я человеку Порошина и поспешила к своей подопечной.
Я вернулась обратно в зал автовокзала. Присутствующие уже осознали, что паника была ложная, никакой опасности нет, и стали медленно разбредаться по своим делам. Кто-то еще пытался оказать помощь «раненой» Мальвине, с трудом понимая, что с ней произошло. Ларина сидела, поджав ноги, и плакала, размазывая по лицу потекшую тушь. Я приблизилась к ней, посмотрела с жалостью и раздражением одновременно. Она взглянула на меня, всхлипывая, в ожидании упреков, но я сейчас была не в настроении читать мораль. Свидание с Пеликановым сорвалось и вряд ли уже состоится. Я повернулась туда, где оставалась Мордакина. На подоконнике ее не было, у книжного развала тоже. В душе появилось пугающее чувство «провала». Неужели Пеликанов воспользовался ситуацией и похитил Светлану? Бегу к окну, ее не видно, сердце сжимается, чувствую, как по спине побежали мурашки. Расталкиваю путающихся под ногами пассажиров автовокзала, позади себя слышу упреки и ругань.
— Куда прешь, корова? — Это самое вежливое высказывание.
Передо мной пышная продавщица печатной продукции в красном фартуке. Она проводит ревизию товара, пересчитывает журналы и газеты, наверное, в суматохе кто-то позаимствовал у нее часть продукции. За столиками с прессой какой-то темно-синий тюк. Приближаясь к нему, понимаю, никакой это не тюк, это Мордакина свернулась комочком и замерла. С души как будто камень упал, дышать стало легче, сердце уже не билось с такой бешеной силой. Отлегло.
— Света. — Я присела рядом с «тюком».
Мордакина, как черепашка, вытащила голову из своего «панциря» и испуганно посмотрела на меня.
— Что это было?
— Это провал, — сказала я с горечью. — Пошли отсюда, Света, нам тут больше нечего делать.
Заночевать мы решили в моем доме. Точнее, не мы решили, а я так решила. В квартиру к Мордакиной сейчас ехать нельзя, а у меня тихо, уютно, сытно, можно спокойно посидеть и поразмышлять о деле. Света не возражала, она за последние дни столько натерпелась и насмотрелась, что теперь мечтала лишь о горячем душе и теплой постельке.
Тетя Мила постелила гостье в моей комнате, правда, сначала предложив ей диван в гостиной, но Светлана категорически отказалась разлучаться со мной. Я сварила кофе, поставила чашки на поднос, в вазочку насыпала печенье, конфеты и отнесла все это в комнату.
— Вообще-то перед сном не рекомендуется пить кофе, — рассеянно сказала Светлана, делая первый глоток.
— Нам можно.
Мы дружно помолчали, потом я выключила верхний свет, отдернула занавеску. Луна осветила комнату не хуже ночника, в ее призрачном свете я отчетливо видела силуэт Мордакиной. Она еще не улеглась, взбила подушку, прислонила ее к стенке и полулежа устроилась в постели. Мне тоже не спалось, я ждала. Ждала, когда Света начнет задавать вопросы, я чувствовала, что она хочет поговорить со мной, но не знает, с чего начать. Настенные часы ритмично отсчитывали минуты, но мне казалось, что время остановилось.
— Женя, ты не спишь? — тихо спросила Светлана.
— Нет.
— Можно тебя спросить? — Она уже созрела для разговора.
— Спрашивай.
— Скажи, до того как ты взялась за мое дело, ты знала, что Маринка Пилка погибла?
— Знала.
— А почему мне ничего не сказала?
— Я ведь спрашивала тебя про Ольшанскую, ты сказала, что не знаешь ее.