– Вы не напрасно оказали мне доверие! Но обидно, что все его богатства, которые по праву принадлежат его внучке, пропадут даром!
– Высокое положение и богатство еще не все, господин. Свобода личности и свобода веры больше значат, а моя госпожа ни в чем не нуждается. Теперь я сказала тебе все, господин! – докончила Нехушта.
– Не совсем. Ты не сказала мне имени твоей госпожи! – возразил молодой римлянин.
– Ее зовут Мириам!
– Мириам, – повторил он, – красивое и милое имя. А вот уж видно и селение! Это оно и есть?
– Да, господин, это селение ессеев, – подтвердила Мириам, – зал совета – в этом большом здании, а это странноприимный дом…
– А этот домик, что стоит так особняком от других? – спросил Марк.
– Господин, наш домик; в нем живем мы с Нехуштой!
– Я угадал! Этот прекрасный садик может принадлежать только женщинам!
Разговаривая, они подходили к селению. Марк шел подле девушки, ведя лошадь в поводу и удивляясь, что эта полуеврейка так свободно отвечает на все его вопросы не хуже египтянки, римлянки или гречанки.
Вдруг из кустов справа выступил на дорогу Халев и остановился как раз перед ними.
– А, друг Халев, – приветствовала его Мириам, – вот это римский сотник Марк, он прибыл сюда посетить кураторов! Проведи его и воинов в зал совета да предупреди дядю моего Итиэля и других о его прибытии. Нам же с Нехуштой пора домой!
– Римляне всегда прокладывали себе дорогу сами, им не нужно, чтобы еврей указывал им путь! – мрачно проговорил Халев и снова скрылся в кустах по другую сторону дороги.
– Друг твой, госпожа, неприветлив, – заметил Марк, провожая его глазами, – недобрый у него вид. Если кто-либо из есеев мог совершить тот поступок, то только он!
– Этот мальчик никогда еще не убил даже хищной птицы! – сказала Нехушта.
– Халев не любит чужих людей! – заметила, как бы оправдывая его, Мириам.
– Я это понял и признаюсь, что также не люблю этого Халева!
– Пойдем, Нехушта, – сказала Мириам, – своей дорогой, а тебе, господин, с твоими людьми надо идти вон туда! Прощай!
– Прощай, госпожа, спасибо тебе, что указала мне путь! – отвечал Марк, продолжая свой путь.
Домик Мириам и ее пестуньи Нехушты стоял на краю селения подле странноприимного дома на земле его, но, конечно, отделенный от него широкой канавой и довольно высокой живою изгородью из гранатовых кустов, обвешанных в это время года золотисто-красными плодами. Гуляя с Нехуштой вечером в своем садике, Мириам услыхала знакомый голос дяди своего Итиэля, окликнувший ее из-за изгороди.
– Что тебе угодно, дядя? – спросила Мириам.
– Я хотел только предупредить тебя, дитя мое, что благородный Марк, римский центурион, поселится в странноприимном доме на все время, пока будет нашим гостем! А потому не пугайся, увидев или услышав в этом саду или дворе воинов. Я буду жить здесь все это время, чтобы заботиться о нашем госте, который, как мне кажется, для римлянина весьма вежливый и приятный человек!
– Я ничуть не боюсь его, дядя, – сказала девушка, – мы с Нехуштой уже успели познакомиться с этим римским центурионом сегодня утром! – И она, слегка краснея, рассказала о своей встрече с Марком на иерихонской дороге.
– Ну, спокойной ночи, дитя мое, – проговорил старик, – завтра мы с тобой увидимся, а теперь пора на покой!
Мириам послушно вернулась в свою горницу и легла спать. Во сне все время видела она молодого римского сотника.
Встав поутру, Мириам принялась за свое любимое занятие – лепку из глины. Это давалось ей легко, она от природы имела дарование. Работы ее вызывали всеобщее удивление путешественников, заглядывавших в селение ессеев, и всегда раскупались. Вырученные деньги шли на поддержку бедных. Мастерскою служил небольшой тростниковый навес в саду у стены, где Мириам ежедневно проводила по нескольку часов и куда заходил ее старый учитель, теперь уже весьма преклонных лет. Под его руководством Мириам создала несколько художественных вещей из мрамора. Она теперь ваяла бюст дяди своего Итиэля в натуральную величину из обломка старой мраморной колонны, привезенной из развалин одного дворца близ Иерихона. Нехушта прислуживала ей. Вдруг чья-то тень заставила ее поднять глаза: она увидела дядюшку Итиэля и с ним молодого римлянина.
– Не смущайся, дочь моя, – начал старик, – я привел сюда нашего гостя, чтобы показать ему твою работу!
– Ах, дядя, взгляни на меня! Разве я могу показаться кому-нибудь в таком виде? – воскликнула Мириам, показывая мокрые руки и испачканное глиной платье.
– Смотрю и ничего решительно не вижу! – сказал старик. – Разве что-нибудь не ладно?
– Я тоже смотрю и восхищаюсь! – вступил в разговор Марк. – Хорошо, если бы мы чаще заставали женщин за таким прекрасным занятием.
– Ты смеешься, господин, – возразила Мириам, – возможно ли восхищаться незаконченной работой новичка в искусстве? Ты ведь видел лучшие произведения великих греческих мастеров, о которых я только слыхала!
– Клянусь троном цезаря, госпожа, – воскликнул он горячо. – Я не художник, но самый выдающийся художник нашего времени Главк не создал бы подобного бюста!