Жемчужная Триада

До безымянного Легендарного места нас провожал один Цамерий. Ну, как один. Визуально – один. Фактически эм-Латуа концентрировал в себе силы едва не трети всей Жемчужной Триады. При необходимости он мог без напряжения обратить в пепел и пыль половину Нимеи, принудительно втянув связанных с ним Чудиков в Резонанс. Полагаю, Нийрав не шутил, утверждая, что возглавляемая им организация может побороться с Избранными Посвященными. Страшно лишь предположить, чем эта борьба обернется для Веселес. Вряд ли локальными жертвами.

Мне все хотелось заговорить с красноволосым Чудиком, но я не знала, что ему сказать. Если взглянуть правде в глаза, моя мать убила его отца, а потом и остальных родственников. Скорее всего, даже этим дело не ограничилось. И что тут скажешь? Формально моей вины здесь нет, но… Цамерий должен был ненавидеть все, что несет отпечаток фамилии эм-Деборо. Меня – тем более. Не было ничего удивительного в том, что меня аккуратно, практически незаметно избегали. А сколько всего хотелось его спросить…

Например, о той же Эстелле. Или о том, почему из всех миров Веселес Цамерий выбрал именно Нимею в качестве основного места жительства. Нет, серьезно, почему Нимею? Насколько же гадко, тяжело и безысходно должно быть внутри, чтобы комфортно ощущать себя в безликом каменном мешке? Тут настолько просто можно было погрузиться в апатию, будучи в великолепном настроении, оптимистично настроенным и неунывающим по жизни, что казалось странным, как город еще не превратился в некрополь.

Эм-Латуа держался все так же холодно и отстраненно, великолепно ориентируясь в невероятно сложных для навигации улочках города, компенсировавшего размеры путаностью лабиринтов-домов. То и дело из толпы его кто-то окликал, приветствовал, о чем-то спрашивал, за что-то благодарил. Неудивительно, лирен фиолетовой категории в любом мире – практически бог, что говорить о Нимее.

Очередная спираль оборвалась зияющим чистой темнотой проходом, и наша небольшая компания двинулась по восходящему тоннелю. Снова мгла, холод и неизвестность. Я старательно гнала прочь мысли о таящихся в укромных местах уродливых тварях, но все равно вздрагивала от каждого шороха. Этот мир угрожающе сильно действовал на психику.

Оказавшись вне поля зрения исчезнувшей вместе с братом Мириам, Эримонд заметно приуныл, плетясь с тихими ругательствами позади. Я так и не добилась от Лэйкера полноценного рассказа о том, кто это вообще такой. Спрашивать лично не хотелось совершенно – что-то отталкивающее было в этом молодом оппозиционере: то ли сквозящее презрение к окружающим, еще более отвратительное из-за своей необоснованности, то ли поразительная беспардонность, такая же неуместная. Тем более, Эримонд открыто заглатывал пластинки, шарики, порошки и прочую дрянь, определенно наркотическую, выуживаемую им из глубоких карманов (нашел же способ достать эту гадость в совершенно незнакомом мире). Уму непостижимо, как с такими дозировками он сохранял способность не только самостоятельно передвигаться, но и осмысленно говорить.

--- Не поднимайте глаза к небу, – предупредил Цамерий. – Мы выходим не поверхность, а солнце еще над горизонтом.

Я послушно уставилась себе под ноги, сопротивляясь обуревающему желанию поступить наоборот. Темно-синий мрак скалистого ландшафта встретил нас в компании сильного ветра, такого ледяного, будто в паре сотен шагов от нас простиралась арктическая пустыня. И чей-то пристальный взгляд. Цепкий, немигающий. Неживой. Очень хотелось обернуться, чтобы поймать его, но что-то мне подсказывало, вместо глаз я увижу воплощение тьмы в огромной окружности. Черное солнце, с ним, определенно, не все в порядке. Готова поспорить, это не мертвая звезда, завершающая цикл своего существования, обращающийся в черную дыру кусок инопланетной материи. Это существо, разумное и дикое, живое и мертвое. И оно может забрать не только глаза, если поддаться соблазну.

Впрочем, скоро мысли без посторонней помощи переключились на необходимость следить за «дорогой»: острые выступы Радужной породы явно не заботились о том, чтобы облегчить нам четверым задачу по их преодолению. Ох, как я пожалела, что рассталась с текландтскими «галошами».  В мягких туфлях любая неровность ощущалась так, будто я шла босиком. И как Чудики в них ходят? Видимо, так же, как и спят на жестком камне в кельях без окон. Мазохисты.